В Нидерландах (Нижней Германии) именно принцип «разделяй и властвуй» давал наибольшие шансы на успех, поскольку было абсолютно необходимо отрезать Караузия от союзных ему франкских племен. Поэтому Максимиан заключил собственный союз со свергнутым королем франков Генобальдом, помогая тому вернуть себе земли, с которых его изгнали соперники. Затем была устроена церемония, на которой Максимиан должным образом объявил Генобальда, в присутствии всех его воинов, королем и союзником Рима; отныне Генобальд мог требовать и принимать присягу от множества младших вождей, которые никогда бы не подумали подчиниться прямому владычеству Рима. Следующим этапом территориальной стабилизации империи было позволение фризам, салическим франкам, хамавам и прочим малым племенам селиться на выделенной для этого территории между Рейном и Ваалем от Неймегена до Утрехта. Им были дарованы земли на том условии, что они признают римское владычество, будут по мере необходимости поставлять новобранцев для армии и защищать свою территорию от прочих франкских племен. Эта политика создания буферной зоны, повторенная на прочих участках границы, была продиктована изменениями в принципах обороны в III веке и особенно — необходимостью как можно экономнее использовать квалифицированные войска. К юго-западу от этих земель, на нижнем Рейне, на границе были сооружены настоящие военные укрепления: это была глубокая система фортов, дорог и укрепленных городов при поддержке военной дороги через Турне, Баве, Тонгр, Маастрихт и Кельн, объединявшей их с укрепленными участками границы в средней части Рейна.
Как и у Максимиана на западе, основной целью Диоклетиана, находящегося на востоке, в 285―290 годах было очистить дунайские территории от пришельцев и укрепить провинции Востока против новой волны персидской, агрессии, поднявшейся после недавнего поражения.
Восстановлению и обороне 2200-километровой границы вдоль Дуная от Черного моря до Реции не видно было конца — это был настоящий сизифов труд. На памяти всех живущих здесь шла война, и за многие годы значительные участки границы полностью рухнули. Это было все равно что пытаться сдержать море, построив стену из песка и грязи: стену постепенно размывал каждый новый прилив, и ее нужно было возводить заново, чтобы ее окончательно не разрушила следующая волна. В конце концов, с чужой помощью и ценой великих усилий, Диоклетиан выстроил на этой границе стену из камня. Она не была неуязвимой, требовала постоянного надзора и была предусмотрительно снабжена запирающимися воротами, регулировавшими приток варваров в империю. Но это была лучшая из всех оборонительных систем, созданных в III веке.
На территории современного Альфёльда шла постоянная миграция народов. Прибывших первыми, таких как квады, карпы, бастарны и сарматы, все больше теснили вандалы с севера и готы и гепиды с востока и северо-востока. Выдавливаемые огромным числом новопришедших на все более ничтожные кусочки земли, они были вынуждены вторгаться на римские территории в любом месте, где их оборона была недостаточно прочна, мешая угрозы и мольбы, прося предоставить место для жизни на территории империи, а затем угрожая кровавым вторжением, если им эту землю не дадут. Рим обычно отвечал в похожей манере, но в обратном порядке: он не собирался поддаваться угрозам и сокрушал любое вторжение. Правда, после этого некоторому числу варваров позволялось поселиться на римской земле на условиях победителя.
В конце 285 года Диоклетиан развернул первую из серии своих военных кампаний против сарматов, племени кочевников и земледельцев, мигрирующего, повинуясь сменам времен года, вместе со своими огромными стадами по привычным маршрутам на равнинах. Как и гунны, мадьяры и монголы прежних веков, сарматы были умелыми наездниками и располагали мощной конницей. Однако теперь их выдавливали с их привычных пастбищ потоки готов и вандалов. Они сопротивлялись, зачастую успешно, но постепенно отступали перед более многочисленным противником, пока наконец их положение не стало отчаянным. Они потребовали, чтобы им либо предоставили пастбища на территории империи, либо помогли вернуть их прежние территории. Отказ от обоих условий означал начало войны, и сарматы были готовы ее начать. Мы не знаем подробностей кампании 285 года, но, несмотря на объявленную победу Рима, она дала лишь трехлетнюю передышку на Центральном Дунае: в 289 году сарматы восстали вновь.[91]