Дипломат поневоле

В указе подчеркивалось, что все эти меры временные, на период обострения международной обстановки, когда опасность пройдет, все смогут вернуться к прошлой работе и образу жизни. Гарантировалось восстановление на прежнем рабочем месте. В медиасети вдруг появились ролики социальной рекламы, призывающие не увиливать от исполнения долга перед родиной.

Впрочем, Ане сейчас было не до происходящих в масштабе страны перемен. Ее гораздо больше заботили личные проблемы. Выглядело все достаточно печально — мораторий на пересмотр коэффициентов полезности вне зависимости от работы и должности касался только женщин с несовершеннолетними детьми. Ее семья — папа, мама и сама Аня в эту категорию никак не попадали. И как раз ее отца, работающего в центральной городской библиотеке на Троицком проспекте, пересмотр коэффициентов полезности бюджетников затрагивал напрямую. Мама Ани, топ-менеджер в фирме, занимающейся продажей медицинской техники, зарабатывала неплохо, низкая зарплата мужа для семьи не была проблемой, тем более что ее отец был человеком мягким, домашним и выполнял большую часть семейной работы, в то время как жена постоянно пропадала на работе. Впрочем, Анину семью подобный порядок вещей устраивал, а сама Аня любила своего папочку безумно. Еще бы, в основном ее воспитанием занимался отец, даже декретный отпуск по уходу за ней брал именно он. И все было так хорошо, до указа. А вот теперь ее отцу по предписанию Комитета полезности требовалось бросить любимую библиотеку, пойти на краткосрочные курсы работы со станками с ЧПУ и ехать работать куда-то на завод за триста километров от города. После этих известий интеллигентнейший Анин папа слег в постель, пил валерьянку и нервно вздрагивал, услышав слова «завод» и «станки». Трагедия была нешуточная.

В свое время, полтора десятка лет назад, граждане одобрили введение коэффициентов полезности и Комитета полезности, думая, что это коснется лишь бомжей, алкашей и зарвавшихся коррупционеров. Никто и не думал протестовать против изменений в конституции, закрепляющих эту практику, — в тот момент общество молчаливо согласилось с пересмотром социального договора, превращающего свободных граждан фактически в крепостных. А вот осознание этого факта пришло лишь сейчас, когда государство своим правом начало пользоваться всерьез. И теперь у гуманитария в третьем поколении в голове просто не укладывалось понимание того, что его вот так просто могут взять и отправить на завод, только потому, что государству так нужнее.

Поэтому девушка и приняла Илью за своего спасителя. А как же — офицер, связан с какими-то секретными делами, о которых ей и говорить нельзя. Звонит и договаривается о встрече как раз тогда, когда проблема встала очень остро, и ничего более важного просто нет. Значит, может помочь, зачем же еще? О том, что оторванный от мира в своей спецчасти парень просто не в курсе происходящего, она и подумать не могла. Каким образом Илья решит проблему, Ане было, в общем-то, все равно — надеяться ей было больше не на кого.

Заказав и выпив до половины третью чашку кофе, Илья надолго задумался. Надо сказать, что рассказ Ани в немалой степени его ошарашил. В висках уже стучала маленькими молоточками головная боль — Илья не переносил кофе, в больших количествах он неизменно вызывал у него тахикардию и неприятные ощущения в голове. Но сейчас было не до этого — надо было срочно найти какое-то решение. Бросить Аню в такой ситуации просто так он не мог — этого бы Илья не простил самому себе никогда. Дело не в том, правильно ли в нынешней ситуации поступили с ее отцом или неправильно. Он должен помочь любимой. Вопрос: как? А впрочем, что там думать — понятно все, есть только одна возможность помочь Ане. Нужно решить лишь, когда начать разговор — сейчас или завтра, с глазу на глаз? При личной встрече лучше, но и время тянуть не следует. Ладно…

— Посиди недолго здесь, — кивнул парень заплаканной девушке. — Я скоро вернусь. Все будет хорошо.

Илья вышел из кафетерия, прошелся немного по университетскому коридору и вскоре нашел то, что искал, — небольшую аудиторию для семинаров, пустовавшую в это время. Затворил за собой дверь и, подойдя к окну, решительно набрал на коммуникаторе номер экстренного вызова.

— Илья? — раздался вскоре в трубке голос Липатова. — Что-то случилось?

— Случилось, Максим Петрович. Много что случилось. Что же вы нам ничего не рассказали? После указа от второго января такое происходит…

— Ты имеешь в виду понижение коэффициентов для бюджетников? Есть такое дело. Причем правильное дело, я считаю. В нашем положении уже мобилизацию объявлять надо. А уж заставить тех, кто ест государственный хлеб, приносить стране больше реальной пользы давно пора было. А в чем дело? Тебя сейчас это точно никак не касается.

— Проблема не у меня лично.

— А, понятно. Не беспокойся, семьи участников экспедиции никаких проблем с Комитетом иметь не будут.

— Спасибо и на том. Максим Петрович, я не знаю в курсе вы или нет, но у меня есть невеста…