– Два раза. – Парикмахер поднял два желтых от хны пальца. – В первый раз приехал маленький ученый и послал в дом Малула письмо, что он здесь для того, чтобы разрешить земельный вопрос, и хотел бы поговорить с ханом или с его доверенными лицами. Племянник хана, который называет себя Али Бег, пришел к ученому с двадцатью телохранителями. Ученый сказал Али Бегу, что тот должен сеять пшеницу и ячмень вместо мака, а также снизить налоги, меньше брать с крестьян за аренду земли, увеличить их долю в урожае и распустить свою личную охрану. Все это случилось перед самой моей дверью среди бела дня.
– Что же именно случилось?
– Охранники схватили ученого, а Али Бег вошел сюда, взял мою самую большую и острую бритву и своими руками отрезал ученому уши, язык, нос и губы, а потом отдал бритву охранникам, и они вырезали ему половые органы. Али Бег велел привязать ученого к своей лошади и поскакал, а потом труп его бросили в бетонный колодец, который строит Али Бег.
Мак-Грегор молчал, думая о том, что, видимо, ему никуда не уйти от насилия и зверств.
– Недели через две приехал второй, – как ни в чем не бывало продолжал парикмахер. – Этот был храбрый, как лев. Он не стал писать письмо Али Бегу. Он был высокий, с большими усами. Такие писем не пишут. Он не стал дожидаться Али Бега. Он сам пошел к нему, один, прямо к его двери. Такого человека у нас не было с того самого дня, как Саттар-хан защищал Тавриз. Я не видел смерти этого второго тавризца, но, кажется, его разорвали на части, привязав не то к деревьям, не то к лошадям, или затравили собаками. Знаю только, что перед смертью он призывал крестьян восстать против Али Бега и, если нужно, силой взять землю и провести реформы, которых все так давно ждут. Не было у нас такого человека со времен Саттар-хана, – повторил парикмахер, прикладывая последнее полотенце к ушам Эссекса.
– Мак-Грегор! – раздался из-под полотенец приглушенный голос Эссекса. – Долго я буду это терпеть? Скажите ему, чтобы он поторапливался.
– Беспокоит его? – осведомился парикмахер.
– Он хочет, чтобы ты поторопился.
Парикмахер снял полотенце с головы Эссекса, обложил его лицо новыми примочками и потом принялся массировать ему темя так искусно и нежно, что он перестал выражать нетерпенье и даже вздохнул от удовольствия.
– Не понимаю я этих людей из Тавриза, – сказал парикмахер. – Почему они приходят сюда без войска? Какой смысл идти одному, с голыми руками, в стан врагов? Что же это за люди? – Парикмахер покачал головой. – Я верю, что они честные люди. Но разве одной честности довольно? Нужна сила. Какой смысл обещать перемены, если не можешь ничего сделать? Что ты скажешь, англичанин?
– Мне не приходилось самому сталкиваться с таким вопросом, – ответил Мак-Грегор. – Я всегда думал, что применять силу дурно, но, должно быть, все дело в том, против кого направлена сила.
– Вот-вот! – Парикмахер быстро снял полотенца с лица Эссекса. – Вот это верно!
– В этом случае, может быть, и следовало применить силу.
– Сила всегда нужна, – сказал парикмахер.
Эссекс, отдуваясь, ощупывал свое багровое лицо. – Долго этот Фигаро будет возиться со мной? – спросил он Мак-Грегора. – Я, должно быть, красный, как свекла.
– Мы говорили о том, что произошло в их деревне. – Мак-Грегор передал свой разговор с парикмахером, пока тот доставал бритву из шкафчика, где, кроме бритв, лежали ножницы, гребенки, щипцы для удаления зубов, железки для прижигания ранок и прибор для обрезания. Парикмахер направил бритву о широкий ремень и, подойдя к Эссексу, отклонил его голову, собираясь приступить к бритью.
– Он же не намылил мне лицо, – сказал Эссекс, отталкивая парикмахера.
– Здесь этого не делают, – сказал Мак-Грегор. – Можешь брить, – обратился он к парикмахеру.
– Он хочет брить меня без мыла?
– Ничего, ничего, – сказал Мак-Грегор.
– Он же меня всего изрежет!
– Не изрежет, вот увидите.
Эссекс неохотно покорился и позволил недоумевающему парикмахеру приступить к делу. Тщательно натягивая пальцами кожу, парикмахер побрил Эссекса без мыла, только изредка окуная бритву в сосуд с водой.
– Беда в том, – сказал Эссекс, когда Мак-Грегор кончил рассказывать, – что все эти истории сильно преувеличены. Иранцы так всё преувеличивают, что уж ничему не веришь.
– Что же тут преувеличено? – спросил Мак-Грегор.
– Да этот вздор об отрезанных носах и губах.
– Это все правда, – сказал Мак-Грегор. – Можете не сомневаться.
– Просто не верится, что человек может дойти до такого зверства! – сказала Кэтрин.
– Так вы же сами видели, что творил губернатор.
– Есть все-таки разница… – начал Эссекс.
– Никакой, – резко прервал его Мак-Грегор. – Все они одинаковы. Не понимаю, почему из Тавриза не послали сюда войска.
– Вы за насилие, Мак-Грегор? – холодно спросил Эссекс.
– Если это необходимо.
– Всегда прискорбно слышать, когда англичанин отстаивает насилие, – меланхолически сказал Эссекс.
– Здесь, в Иране, англичане не гнушаются насилием, – возразил Мак-Грегор. – Они, не задумываясь, применяют его.