Дипломатия

«Обязательство защищать германские и австрийские границы против России является более весомым, чем обязательство защищать Британские острова против Франции... Граф Хатцфельд говорит о нашей «изоляции», как представляющей для нас серьезную опасность. А ощущали ли мы когда-либо практически эту опасность? Если бы мы потерпели поражение в революционной войне, то наша неудача имела бы своей причиной вовсе не нашу изоляцию. У нас было много союзников, но они не спасли бы нас, если бы французский император оказался в состоянии господствовать над Ла-Маншем и Па-де-Кале. И если исключить период его [Наполеона] правления, мы так никогда и не были в опасности; и поэтому не в состоянии судить о том, является ли «изоляция», от которой мы предположительно страдаем, носителем каких бы то ни было элементов губительного риска. И вряд ли было бы мудро принимать на себя новые и весьма обременительные обязательства, с тем чтобы уберечь себя от опасности, для веры в существование которой у нас нет исторических причин»[231].

Великобритания и Германия просто-напросто не имели достаточного количества общих, тесно связанных интересов, чтобы оправдать формальный альянс глобального характера, которого так жаждала императорская Германия. Британцы опасались того, что новое приращение германской мощи превратит предполагаемого союзника в нечто вроде державы-гегемона, чему Великобритания противостояла на протяжении всей своей истории. В то же время Германия вовсе не стремилась играть при Великобритании вторые роли, да еще по вопросам, традиционно находившимся на периферии германских интересов, как, например, угроза Индии, а надменное самодовольство Германии не давало ей понять, насколько выгоден британский нейтралитет.

Следующий шаг министра иностранных дел Ленсдауна продемонстрировал: самодовольное убеждение германских руководителей в абсолютной необходимости собственной страны для интересов Великобритании — всего лишь мыльный пузырь. В 1902 году Ленсдаун потряс Европу, заключив союз с Японией, ибо впервые с той поры, когда Ришелье вступил в отношения с оттоманскими турками, какая-либо из европейских стран в поисках помощи вышла из рамок «европейского концерта». Великобритания и Япония договорились о том, что если любая из них окажется вовлеченной в войну с одной посторонней державой по поводу Китая или Кореи, то другая договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет. Если, однако, любая из договаривающихся сторон будет атакована двумя противниками, то другая договаривающаяся сторона будет обязана оказать содействие своему партнеру. Понятно, что этот союз мог действовать только тогда, когда Япония воевала бы с двумя противниками одновременно. Великобритания наконец нашла себе союзника, который прямо-таки рвался сдерживать Россию, не заставляя своего партнера брать на себя чуждые ему обязательства, да еще такого, чье дальневосточное географическое положение представляло для Великобритании гораздо больший стратегический интерес, чем русско-германская граница. И к тому же Япония получала защиту от Франции, которая, в отсутствие подобного союза, могла бы попытаться использовать войну, настоятельно претендуя на русскую поддержку. С того момента Великобритания потеряла всякий интерес к Германии как к стратегическому партнеру; более того, со временем Великобритания придет к тому, что станет рассматривать Германию как угрозу в геополитическом плане.

Тем не менее еще в 1912 году существовала возможность урегулирования затруднений в отношениях между Англией и Германией. Лорд Холден, Первый лорд Адмиралтейства, посетил Берлин, чтобы обсудить вопросы смягчения напряженности. Холден получил инструкции искать договоренности с Германией на базе морского соглашения одновременно с выдачей заверения в британском нейтралитете: «Если одна из высоких договаривающихся сторон (то есть Британия или Германия) окажется вовлеченной в войну и при этом не сможет быть охарактеризована как агрессор, другая сторона будет, по меньшей мере, соблюдать по отношению к подобным образом вовлеченной державе благожелательный нейтралитет»[232]. Кайзер, однако, настаивал на том, чтобы Англия объявила нейтралитет на тот случай, «если война будет навязана Германии»[233]. Это было воспринято Лондоном как требование, чтобы Великобритания оставалась в стороне, если Германии вдруг вздумается начать упреждающие военные действия против России или Франции. А когда британцы отказались принять формулировку кайзера, тот, в свою очередь, отверг их текст; законопроект о германском флоте был принят, а Холден вернулся в Лондон с пустыми руками.