Дипломатия

Кайзер тогда так и не понял, почему Великобритания не шла далее молчаливой сделки, ибо на самом деле Германии только этого и было надо. «Если Англия намеревается протянуть нам руку лишь на тех условиях, чтобы мы ограничили собственный флот, — писал он, — то это представляет собой безграничную наглость, грубейшее оскорбление германскому народу и его императору. Такого рода предложение следует отвергать без обсуждения...»[234] По-прежнему убежденный, что вынудит Англию пойти на формальный союз, кайзер хвалился: «Я показал англичанам, что трогать наши вооружения — все равно что кусать гранит. Возможно, этим я усилил их ненависть, но и завоевал их уважение, что и заставит их по ходу дела возобновить-переговоры, как можно надеяться, в более умеренном тоне и с более успешным результатом»[235].

Настоятельное и призывное требование кайзера заключить союз лишь усилило подозрительность Великобритании. Германская военно-морская программа, принятая на гребне антибританских оскорблений во время англо-бурской войны 1899 — 1902 годов, привела к полному пересмотру британской внешней политики. На продолжении полутора столетий Великобритания считала Францию главной угрозой европейскому равновесию сил и противостояла этой угрозе, опираясь на поддержку одного из германских государств, обычно Австрии, а иногда и Пруссии. А Россия виделась как серьезнейшая опасность для империи. Но как только был достигнут союз с Японией, Великобритания начала пересматривать исторически сложившиеся приоритеты. В 1903 году Великобритания стала систематически предпринимать усилия по урегулированию нерещенных колониальных проблем с Францией, кульминацией чего стал так называемый договор «сердечного согласия» 1904 года — договоренность того самого типа по поводу неформального сотрудничества, которую постоянно отвергала Германия. Почти сразу же Великобритания начала искать возможности достижения аналогичной договоренности с Россией.

Поскольку Антанта формально представляла собой колониальное соглашение, она в техническом плане не порывала с традиционной британской политикой «блестящей изоляции». И все же в результате Великобритания отказалась от роли регулятора и присоединилась к одному из противостоящих альянсов. В июле 1903 года, когда Антанта находилась в процессе обсуждения, французский представитель в Лондоне заявил Ленсдауну, что в качестве quid pro quo Франция сделает все от нее зависящее, чтобы избавить Великобританию от русского давления в разных местах:

«...И поскольку наиболее серьезная угроза для мира в Европе заключается в Германии, доброе взаимопонимание между Францией и Англией — единственное средство держать немецкие планы под контролем, и если такое взаимопонимание будет достигнуто, Англия обнаружит, что Франция в состоянии осуществлять благотворное воздействие на Россию и тем самым блокировать множество неприятностей, связанных с этой страной»[236].

За какое-то десятилетие Россия, прежде связанная с Германией «Договором перестраховки», превратилась в военного союзника Франции, в то время как Великобритания, предмет постоянных попыток Германии превратить ее в своего партнера, очутилась во французском дипломатическом лагере. Германия проявила потрясающее искусство, добившись самоизоляции и объединив троих бывших противников друг друга в коалицию, нацеленную именно против нее.

Государственный деятель, знающий о надвигающейся опасности, обязан приняты; фундаментальное решение. Если предполагается, что с течением времени угроза возрастет, он обязан сделать все, чтобы пресечь ее в зародыше. Но если очевидно, что маячащая впереди угроза реализуется лишь при особо неблагоприятном случайном стечении обстоятельств, ему лучше переждать в надежде на то, что время устранит риск. Двести лет назад Ришелье увидел опасность во враждебном окружении Франции, и тогда поиск способов ее избежать стал сердцевиной его внешней политики. Но он в то же время понимал, из чего складывается эта потенциальная опасность. Ришелье предугадал, что поспешные действия сплотят окружающие Францию государства. И сделал своим союзником время, ожидая, пока не проявятся открыто подспудные разногласия среди противников Франции. И только тогда, когда эти разногласия стали разрешаться на поле боя, он сам позволил своей стране вступить в схватку.

Кайзер и его советники не обладали ни терпением, ни проницательностью для проведения подобной политики — даже несмотря на то, что державы, в которых немцы видели угрозу для Германии, вообще не были естественными союзниками друг друга. А германской реакцией на предполагаемое окружение было педалирование как раз той самой дипломатии, которая и породила подобную опасность. И Германия попыталась разбить новорожденную Антанту поиском предлога для противостояния Франции, чтобы продемонстрировать: британская поддержка является либо иллюзорной, либо неэффективной.