Дипломатия Симона Боливара

Возобновившиеся колумбийско-французские контакты получили продолжение. В ноябре 1824 года П. Гуаль поручил X. М. Лансу неофициально представлять интересы Великой Колумбии в Париже. Ему следовало выяснить перспективы признания со стороны Франции и прозондировать ее позицию в случае мексикано-колумбийской освободительной экспедиции на Кубу. Ланс также встречался с Виллелем и Дама и пришел к выводу, что Париж готов развивать только торговые отношения, продолжая проводить политику непризнания. Его прогнозы подтверждались. В 1826 году Б. Мартиньи был назначен главным агентом по вопросам французской торговли, а затем – генеральным консулом с местопребыванием в Боготе. Колумбийский флаг получил полные права в портах Франции. В 1828 году последовало назначение французского консула в Картахену. К этому времени французский экспорт в испанскую Америку уже составлял 30 млн. франков, а импорт из региона – 6 млн. франков [434]. Однако политические отношения оставались блокированными. Хотя в Париже многие считали Фердинанда VIl «живым трупом», Карл X, как и его предшественники, продолжал стоять на страже «законных прав» своего испанского собрата.

Дипломатия Боливара трезво оценивала как новые веяния, так и старый легитимистский груз в политике Франции. Освободитель писал Сукре в начале 1826 года: «По всей вероятности, нам нечего бояться французов, скорее нас ждут хорошие перемены» [435]. Незадолго до этого Карл X королевским ордонансом признал независимость бывшей французской колонии Гаити. Гаитянцам пришлось заплатить огромный выкуп – 150 млн. франков и предоставить Франции торговые привилегии, но они окончательно обрели государственную самостоятельность. Боливар видел в этом событии благоприятное предзнаменование.

В сентябре 1828 года Освободитель направил в Париж Хосе Фернандес-Мадрида и Леонардо Паласиоса в качестве чрезвычайных и полномочных посланников при французском дворе. Такой ранг говорил в том, что, по мнению Боготы, признание де-факто уже состоялось. Фернандес-Мадрид и Паласиос имели полномочия провести переговоры о заключении договора о торговле, дружбе и мире между двумя странами [436]. Представители французского правительства не избегали встреч с ними, но отделывались пустыми обещаниями полностью нормализовать отношения, как только позволят обстоятельства.

Династия Бурбонов доживала во Франции последние дни. Очистительная гроза июльской революции 1830 года смела их с исторической сцены, и новый король-буржуа 1 августа наложил резолюцию на предложение Кэ д'Орсе о признании испаноамериканских государств: «Одобрено. Луи Филипп». Министр иностранных дел граф Луи-Матье Моле 30 сентября 1830 г. поставил в известность Паласиоса о том, что, «признав в принципе независимость Колумбии», правительство Франции «готово заключить с ней договор о дружбе, торговле и навигации» [437]. Так завершился сложный и трудный этап становления колумбийско-французских отношений. Весть о признании достигла Боготы, когда страна переживала глубокий кризис и Великая Колумбия находилась на грани распада.

ПОИСКИ КОНКОРДАТА С ВАТИКАНОМ

Боливар мысленно часто возвращался к первому и единственному в его жизни визиту к папе римскому. Немногим простым смертным доводилось удостаиваться такой чести, и в памяти запечатлелись все детали посещения Ватикана, этого особого города-государства. Мощные стены отгораживали Ватикан от остального Рима, и входы в этот мир охраняли швейцарские гвардейцы-наемники, облаченные в средневековые доспехи. Боливар в сопровождении кардинала шествовал через нескончаемую анфиладу залов папского дворца, воздвигнутого выдающимися зодчими Италии. Поражали красота фресок и витражей, неземная роспись Сикстинской капеллы кисти Рафаэля, где при закрытых дверях творилось таинство избрания конклавом кардиналов святого владыки. Из окон папского дворца Боливар видел легендарные сады Ватикана – ковер подстриженных газонов, шаровидные деревья, голубые водопады. Этот сад казался раем, в котором вечно благоухают цветы и плодоносят деревья.