Дипломаты

Этот разговор еще больше взбодрил генерала. Они прошли на веранду, а оттуда проникли в аллею, ту самую аллею, дальний конец которой упирался в уединенную осановскую обитель.

– Но пресса нейтралов не опровергла этого сообщения, – сказал генерал, когда они погрузились в полутьму аллеи.

– К сожалению, нейтралитет и самостоятельность не всегда тождественны, генерал. – Репнин, кажется, подошел к самой сути того, что хотел сказать сегодня шведу.

– Простите, но как разрешите понимать ваши слова? – спросил посланник. – Как понимать?

Репнин медлил. Они были сейчас у самой обители, и Николай Алексеевич видел, как быстро Нуланс повлек туда итальянского посла.

– Я не очень понимаю вас, генерал, – сказал Репнин, когда они вновь вошли в сумерки аллеи. – Какая необходимость вам так безоговорочно и, простите меня, так слепо идти за великими державами? – Генерал остановился и внимательно и недоверчиво взглянул на Николая Алексеевича. Репнин медленно пошел дальше, однако, остановившись, увидел, что генерал не тронулся с места, его рослая, с квадратными плечами фигура была грозно насторожена. Репнин сделал еще шаг, но генерал продолжал стоять. Он словно говорил: «После всего сказанного вами нам говорить не о чем».

– Значит, вы полагаете, никакой необходимости? – вдруг произнес генерал, точно этому предшествовало неожиданное прозрение.

– Никакой!

Они продолжали свой путь.

– Поймите, генерал, у наших отношений другая природа. Будем откровенны. Великие державы заинтересованы в том, чтобы Россия продолжала воевать с Германией. Пошла Россия на Брест или нет – для них вопрос насущный именно по этой причине. А для вас? Очевидно, вам более важно другое: останется ли Россия вашей соседкой или льды полярного моря оттеснят ее на восток? Способна ли Россия покупать шведские генераторы и нет ли у нее тайных намерений против шведской короны?

– И в этой связи Швеция должна первой признать правительство Ленина?

Теперь остановился Репнин.

– Нет! – заметил он горячо. – Признание придет в свое время, и я бы считал неудобным для себя разговор на эту тему. Я об ином: к чему вам лишать себя суверенных прав настолько…

– Настолько, чтобы безотчетно следовать за великими державами и оставаться в Петрограде, когда надо быть в Москве? – с полувопросительной интонацией закончил посланник мысль Репнина.

– Ну что ж… и такая формула меня бы устроила, – согласился Репнин. – Не думаю, чтобы это прибавляло достоинства суверенному шведскому государству.

Генерал вновь остановился. Он стоял и молчал. Солнце дотянулось оранжевыми лучами и до чистых седин генерала – они больше обычного горели. Репнин смущенно кашлянул и двинулся с места, но генерал продолжал стоять. «Да не взбунтовался ли генерал?» – подумал Репнин и внимательно взглянул на спутника, но вид его ничем не выдавал его состояния.

– Вы полагаете, такая политика не прибавляет ни авторитета, ни достоинства Швеции? – спросил генерал наконец.

– Ничуть!

О-о!..

Казалось, что только это «О-о!» способно было сдвинуть с места генерала.

– Я не могу сказать, чтобы доводы ваши были лишены резона, – сказал посланник, когда они вновь пришли к бревенчатому домику над рекой (Репнин отметил про себя, что бойкий Нуланс еще удерживал там итальянского посла). – Но поймите и меня: то, что легко дается вначале, труднее осуществляется потом, тем более в дипломатии, здесь сила инерции иногда непреодолима.

– Вы полагаете, что и теперь нет средства, которое бы?.. – Репнин запнулся.

– Средство есть, – продолжил мысль Репнина генерал. – Да, оно есть: те самые турбины, на которые вы сослались достаточно убедительно.

У Репнина было такое состояние, как если бы он после многодневных и бесперспективных хождений по топким полям вдруг ощутил под ногами твердь, упругую и обнадеживающе прочную.

– Вы склонны думать, что декларация нового русского правительства о торговле с Швецией, как она видится нам сегодня, была бы уместна?

Репнин произнес «нового русского правительства» не без затруднения, и это не мог не заметить бдительный генерал. Увы, для правительства революционной России в сознании Репнина пока еще не было иного имени.

Генерал остановился, но в этот раз лишь на один миг.

– Декларация и… план?

– Да, так, чтобы было видно будущее.

– О-о-о!

Репнину показалось, что теперь это «О-о-о!» выражало одобрение.

Репнин пробыл в Вологде еще неделю; все эти дни здесь был и Радек.