— Куда? — пролепетал насмерть испуганный Володя.
— Сначала в Москву. А потом куда-нибудь на корабль. На Дальний Восток или на Крайний Север.
Но все оказалось не так страшно. В своей несуразной шинели Володя явился в штаб ВМФ, где его определили работать в бюро пропусков. Жить отпустили домой. Являлся он на службу к семи утра и помогал выписывать пропуска.
Машина получения брони работала медленно, и Володя проработал на флоте три недели.
Потом он долго меня благодарил:
— Когда я узнал, что меня отправляют на флот, очень испугался. Я ведь не умею плавать.
Красный свет. Торможу. Машина останавливается, но передние колеса уже на переходе. Подходит лейтенант.
— Документы.
Лезу в бумажник. А там рядом с документами — пачка денег, которые я только что вместе с билетами получил в валютном управлении. Увидав такое, гаишник быстро принимает решение:
— Вы управляете машиной в нетрезвом виде.
Это было неправдой. Ни в этот день, ни накануне я не пил даже пива. Сидящая рядом со мной Лариса пытается подтвердить, что я трезв. Но лейтенант не отстает:
— Вам надо пройти медицинский осмотр на наличие алкоголя. Пройдёмте в отделение милиции.
По дороге в милицию лейтенант особо не мудрит: пугает письмом в МИД, жалуется на то, что мало зарабатывает.
Перед самым входом в отделение останавливается:
— Может быть, разойдемся по мирному?
— Я трезв.
— Нарколог обязательно найдет, что вы пьяны.
— Не найдет.
Лариса уже ждала меня в милиции, ее туда привез другой гаишник на моей машине.
Лейтенант доложил дежурному майору:
— Водитель ехал пьяным. Отвезите к наркологу.
Второй гаишник отдал ключи от моей машины майору, и оба гаишника уехали.
— Что будем делать? — спросил я майора.
— К вечеру соберем таких, как вы, и повезем к наркологу.
— Но вы же видите, что я не пьян.
— Вижу. Но у меня нет свободных людей.
Потом нашел какого-то сержанта:
— Повезешь к наркологу.
Сержант спросил:
— Он пьяный?
Майор разозлился:
— Ты что, трезвого от пьяного отличить не можешь!
По дороге в районный медпункт сержант рассказывал мне, какие сволочи гаишники и как они, милиционеры, их ненавидят.
Нарколог, ленивая толстая дама, спросила у сержанта:
— Он пьяный?
— Нет! — ответил сержант.
Она заставила меня дунуть в трубку и написала: «Следов алкоголя не обнаружено».
Мы вернулись в отделение. Майор отдал мне ключи от машины и на прощание посоветовал:
— Не пишите на них жалобу. Это же сволочи. Вас будут останавливать на каждом светофоре и потом извиняться. Знаю я такие случаи.
Во время пребывания в отделении я наблюдал такую сцену. Какой-то парень привел пожилого человека в шерстяном свитере. С тем пришла жена. Парень распорядился посадить человека в обезьянник:
— За ним приедут.
Он ушел, а я спросил майора:
— Кто приедет?
— Из психушки.
— Да он вроде бы нормальный.
— Нормальный. А что я могу сделать! Ничего. Меня самого в психушку отправят.
Человека в свитере он в обезьянник не посадил. Тот что-то говорил жене. Я разобрал только:
— Ты обязательно позвони.
И он назвал имя.
До моего ухода за ними никто не приехал. Майор злился, но молчал.
Когда гаишник вымогал взятку и угрожал написать письмо в МИД, я не испугался. И не потому, что был уверен в свое правоте. Я был уверен в своих друзьях.
Гаишники могут отобрать у меня права. Но вечером я бы позвонил или Леве Шапкину, или Боре Чугину.
Лева Шапкин — первый секретарь райкома партии. Он бы дал распоряжение своему помощнику, и на следующий день права мне бы вернули.
Боря Чугин — заместитель начальника Мосавтотранса, по тем временам персона очень влиятельная. Он позвонил бы начальнику районного отделения милиции: «Приятель мой, отличный парень, бывший комсомольский работник. Ну, выпил немного. Но ничего не сделал. Распорядись отдать права». И отдали бы.
В те годы было две силы, с которыми в ГАИ (да и не только в ГАИ) считались: партийно-комсомольское руководство и хозяйственники на больших должностях. Да, пожалуй, еще журналисты. Всех остальных гаишники не ставили ни в грош. Даже мои знакомые кагэбэшники их боялись.
Когда у меня был документ ЦК ВЛКСМ или райкома комсомола, никакую милицию я не боялся. Однажды у меня дома был тот же Лева Шапкин. Приехав ко мне, он отпустил служебную машину, и в два ночи мы пошли к Ленинскому проспекту искать для него такси. По дороге к нам привязались два милиционера. Просто так. И как у них принято: пьяные, хулиганите. Мы оба вынули документы и… о, сказочное превращение: Леву готовы были довезти на патрульной машине до дома.
Уж не знаю, как получилось, но у меня в военном билете было написано: «национальность — армянин, родной язык — армянский, другими иностранными языками и языками народов СССР — не владеет». Как-то меня вызвали в военкомат в связи с присвоением очередного воинского звания. Меня принял военком. Я ему рассказал о Сан-Томе, откуда недавно приехал. Потом показал свой билет и попросил исправить ошибку. Полковник мне не советовал этого делать.