Началось с того, что кагэбэшники оплатили индийской газете (кажется, «Пэтриот») статью, в которой говорилось о том, что вирус этой болезни якобы был разработан в американской военно-бактериологической лаборатории. Указывалось место лаборатории — маленький городок в штате Мэриленд, там действительно была такая лаборатория. Потом, писалось в газете, в силу каких-то причин, халатность или случай, вирус вырвался из лаборатории. Особо подчеркивалось, что произошло это, скорее всего, «неумышленно».
Через пару недель ими же была оплачена статья в известной своими левыми взглядами английской газете «Индепенденс», где, со ссылкой на статью в «Пэтриот», было рассказано о «случае в Мэриленде».
Через месяц корреспондент одной из советских центральных газет (если память мне не изменяет, «Известий»), добросовестно ссылаясь на «влиятельную английскую газету «Индепенденс» и «другие газеты», написал, что американцы по небрежности выпустили вирус из своей лаборатории. Обвинить «Известия» в клевете было невозможно, ибо они сообщили только о том, о чем было напечатано в других газетах, не добавив от себя ни единого слова по существу дела.
Проводивший совещание заведующий отделом Е. Тяжельников разъяснил:
— Поймать нас за руку невозможно. Однако вы избегайте подробного обсуждения этой темы в аудиториях, где много людей с кандидатской степенью.
Я присутствовал при телефонном разговоре моего приятеля Эдуарда Родкина (тогда он был директором какого-то Центра внешнеполитического сотрудничества) с директором Торговой палаты Е. П. Питоврановым.
Речь шла о делегации, которую Центр направлял в США. За неделю до разговора к Эдуарду обратилась одна из его сотрудниц (имя помню — Татьяна, фамилию — нет) и спросила:
— Если состав делегации будет увеличен на одного человека, вы добавите меня в делегацию?
Эдуард прекрасно знал, что Татьяна была любовницей сына Брежнева, и, естественно, согласился.
Через день ему позвонил Питовранов:
— Мы решили увеличить состав делегации на одного человека. Кого включить — на твое усмотрение, давить на тебя мы не будем.
Прошло еще два дня. Я сидел у Эдуарда в кабинете. Звонок. Питовранов:
— Нашел кого добавить?
Эдуард назвал фамилию Татьяны.
— Ну если ты ее представляешь, мы тебе доверяем. Кстати, я пытался позвонить тебе по вертушке. Оказалось, у тебе вертушки нет.
Вертушка — в те годы особая телефонная правительственная связь, должность, которую занимал Родкин, не давала ему права на вертушку.
— Это плохо, — констатировал Питовранов. — Я распоряжусь, чтобы тебе поставили.
Через неделю у Эдуарда была вертушка.
Отдел пропаганды ЦК партии ежегодно составлял список запрещенных произведений. Иногда было смешно находить среди них такие песни, как «Ленин всегда с нами» или «Наша партия — знамя эпохи». Дело в том, что авторы этих вполне приемлемых для цензуры песен уехали в Израиль.
Среди абсолютно запрещенных были «антисоветские» песни, такие как «Журавли» и блатные «Бублички».
Это было удивительной глупостью.
«Журавли». Антисоветчина? Еще бы!
Но вот только песня эта была написана в 1871 году Алексеем Жемчужниковым, другом и сподвижником Некрасова, одним из создателей Козьмы Пруткова, написана в Германии, и автор, естественно, имеет в виду царскую Россию, потому как другой тогда еще не было. И, формально говоря, приписывать слова «бедность, тоска, угрюмые люди, солнце без силы» Советской России — это-то как раз и означало «распространять сознательную клевету на нашу любимую родину».
Или «Бублички». Никто не удосужился прочитать текст песни.
Разве что только Алексей Максимович Горький мог так гневно обличать хозяев!
— Сейчас марксистов уже не осталось, — говорил мне мой приятель Саша Кузин из отдела пропаганды ЦК. — Всем плевать на дискредитацию капитализма. Теперь у нас капитализм вроде бы даже любят. У нас в ЦК два лагеря: русисты и западники, а марксистов нет.