Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

На следующее утро Клушин повез меня в аэропорт. Он пошел оформлять билеты и вернулся бледный.

— Что-то случилось? — догадался я.

— Да. И ужасное. В Париж ты полетишь не прямым рейсом, а с пересадкой.

— Ну и что?

— Да было бы ничего, если бы пересадка была не в Мадриде и самолет не был испанским.

Напомню, что в те годы Франко еще был жив, никаких отношений с Испанией у нас не было и только что там был казнен на гарроте коммунист Хулиан Гримау.

— Полетишь? — спросил меня Клушин.

— Полечу.

Прощались мы с ним по-серьезному.

Через десять минут после взлета я понял, что одного бокала воды после жирных гусей мало. Появилась стюардесса с подносом, а на подносе — с полдюжины бутылок.

— Кока-кола, минеральная вода…

Я взял минеральную воду, выпил две бутылки. Стюардесса улыбалась. А потом спросила, чем я буду платить. Оказалось, что услуга платная.

— Долларос? Песетас? Франкас?

Мне было ужасно жалко менять стодолларовую бумажку, мой единственный валютный резерв, а впереди еще был Париж. И я, больше для шутки, спросил:

— Рублос советикос?

Она утвердительно закивала головой, и я выдал ей пятидесятирублевую купюру с Лениным.

Она что-то пробормотала и ушла, а вскоре из глубины самолета появился громила, и шел он явно ко мне. Тень гарроты легла на мои плечи…

Однако по мере того, как он приближался, по его виду я понял, что он чем-то смущен. И правда, подойдя ко мне, он принялся извиняться. Оказалось, что у него нет сдачи в моей валюте, и «не соблаговолит ли господин получить сдачу в долларах, франках или песетах». Я согласился на франки. Он вежливо поинтересовался, не знаю ли я курс валют. Я знал.

Он дал мне сдачу во франках и, как мне показалось, остался доволен. Позже ребята мне сказали, что купюру с Лениным в те годы в Испании он мог продать за большие деньги.

Удачная финансовая сделка ободрила меня, и я начал подумывать о том, как бы в Париже встретить своих бывших студентов. Один из них, я знал, стал бухгалтером ЦК французского комсомола. Но по какому адресу послать ему телеграмму? В Союз молодых коммунистов Франции из франкистского Мадрида рискованно. Сокращенными буквами UJCF? Получится «на деревню дедушке». Нужен хоть какой-нибудь адрес. И я вспомнил адрес «Юманите»: 9 Boulevard Poissonnière. Дальше было легче.

Из мадридского аэропорта Барахас я послал телеграмму: Paris 9 Boulevard Poissonnière и дальше UJCF. В «Юманите», конечно же, знают, что это Union des jeunes communistes français. А потом — фамилия моего знакомого. И текст: «Прибываю таким-то рейсом из Мадрида».

97. Встреча в соборе Парижской Богоматери

Каково же было мое изумление, когда я увидел, что у борта самолета меня встречает не кто иной, как сам первый секретарь французского комсомола!

Он был явно недоволен, но вежлив и проводил меня в общий зал, где меня ждали мои бывшие студенты. Мне объяснили, что пассажиры, которых встречает депутат Национальной ассамблеи, проходят полицейский контроль по упрощенным правилам, а таможенный контроль вообще не проходят. Поэтому французские коммунисты (а партия тогда была очень сильна) представляли для избрания в Национальную ассамблею двух делегатов от комсомола. Один — первый секретарь, другой — специально для протокольных вопросов и прежде всего для встреч гостей в аэропорту. В тот день этот депутат отсутствовал в Париже, а так как моя телеграмма внушала опасение за мою безопасность, то убедили ехать встречать меня первого секретаря.

Ребята (явно наша школа!) составили смету моего приема. И принимали!

Я много раз потом бывал в Париже. Но этих трех дней забыть не могу. По музеям мы не ходили. В Лувр в первый раз я попал много лет спустя. Но вот в собор Парижской Богоматери, несмотря на возражения моих друзей, пошел. Один.

И первым, кого я там встретил, был… Борис Пуго.

— Ты что здесь делаешь?

— А ты?

Мы с удивлением смотрели друг на друга. Еще несколько дней назад мы спокойно пили пиво в столовой ЦК ВЛКСМ и не помышляли о поездке во Францию.

Я объяснил ему свою историю. Он тоже попал в Париж случайно: нужно было заменить заболевшего руководителя туристской группы.

98. Героический побег

Так получилось, что в Москву мы возвращались одним самолетом. Сели рядом.

Борис подозвал стюардессу, показал ей мои мадридские наклейки и «по секрету» рассказал, что в Испании я сидел в тюрьме и меня приговорили к гарроте. И что я бежал, сейчас уж не помню, как, но очень героически: то ли разоружил конвоира, то ли прыгнул с какого-то этажа. Подошла еще одна стюардесса. Борис мрачно рассказывал про тюремные ужасы в Испании, про то, как душат на гарроте:

— Надевают на шею деревянный ошейник и медленно сжимают. Пока несчастный не умрет в муках.

Стюардессы смотрели на меня с ужасом.

Кто мог тогда знать, что через двенадцать лет Борис станет министром внутренних дел и ему будет подчиняться весь небезгрешный в отношении пыток аппарат.

Всю дорогу до Москвы нас с Борисом кормили и поили по особому прейскуранту.

99. Геннадий Янаев