Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

В 1969 году мне предложили работу в советском посольстве в Алжире. Я согласился, прошел все положенные комиссии. Оставалась беседа с только что назначенным первым секретарем ЦК ВЛКСМ Евгением Тяжельниковым.

За два часа до назначенной встречи один из моих знакомых в ЦК комсомола сообщил мне, что на меня пришла анонимка и что заведующая кадровой группой, которая терпеть меня не могла, положила эту записку в мое дело. Я побежал к Борису Пуго.

— Надо срочно принимать меры, — решил он. — Пошли к Янаеву.

Будущий вице-президент СССР Геннадий Янаев тогда был председателем Комитета молодежных организации и моим непосредственным начальником.

— Времени в обрез, — согласился Геннадий. — Но выход есть.

Когда через пару часов я вошел в кабинет Тяжельникова, Янаев уже сидел там. Секретарша внесла мое дело. Пока Тяжельников задавал мне общие вопросы, Янаев взял дело, незаметно вынул оттуда листок с анонимкой и вернул папку Тяжельникову. Тот принялся внимательно рассматривать бумаги, задал еще несколько вопросов и потом подписал представление. Янаев поднялся:

— Я отнесу бумаги.

Он взял папку, и мы с ним вышли. По дороге он вложил анонимку в папку.

А через полчаса мы с Борисом сидели в кабинете Янаева и обмывали мое назначение.

С тех пор с Борисом я больше не встречался. Видел по телевизору, как он, первый секретарь компартии Латвии, по-холопски лебезил перед Раисой Горбачевой. Потом прочел про его странное самоубийство.

С Янаевым встречаться приходилось часто. Особенно когда он стал председателем Комитета по культурным связям.

Мне рассказывали, что, уже будучи вице-президентом СССР, он сказал своему помощнику:

— Напомни мне: когда я буду в США, хочу встретиться с Олегом. Надо убедить его, чтобы он вернулся под мое честное слово. Сейчас времена другие, он нужен здесь.

Через пару месяцев он возглавил ГКЧП и был арестован.

100. Евгений Тяжельников

Часто я встречал и Тяжельникова. Помню, примерно через неделю после смерти Брежнева я был в ЦК партии на совещании в отделе пропаганды. Тяжельников был тогда заведующим отделом. Он вел совещание, чувствовал себя уверенно. Я перекинулся с ним парой слов.

Когда я пришел домой, мне позвонил приятель и сообщил:

— Тяжельникова сняли.

Я не поверил:

— Час назад я видел его в ЦК, он нормально работал.

На следующий день я узнал, что Тяжельникова действительно сняли.

Потом через месяц он подошел ко мне в вестибюле МИДа:

— Ты тут все знаешь. Проводи меня до отдела.

Я уже знал, что его назначили послом в Румынию, и по дороге в отдел отвечал на его вопросы о МИДе.

Потом я часто встречался с ним на совещаниях.

101. Случай в августе

Я провожал в Рим нелегала, выпускника нашей комсомольской школы. Все надлежащие документы мы ему подготовили. В римском аэропорту офицер пограничной службы, сочувствующий компартии, должен был поставить штамп, удостоверяющий его прилет 21 августа не 1968, а 1967 года. Таким образом, год пребывания в СССР для властей его страны должен был остаться незамеченным.

Пассажиры прошли в самолет, но самолет не двигался. Час, потом другой. Я начал волноваться, спустился к начальнику пограничной службы:

— Вы понимаете, как нам важно, чтобы самолет улетел вовремя!

Он все понимал, но:

— Приказ держать самолет пришел с самого верха.

Из окошка его кабинета я видел этот самолет.

Мы продолжали разговаривать. Вдруг он показал на окно:

— Смотрите.

Из только что подрулившего небольшого самолета вышли два человека. Я их узнал: Дж. Наполитано, тогда второе лицо в итальянской компартии, ныне президент Италии, и заведующий иностранным отделом ЦК КПСС Б. Пономарев. Наполитано почти бежал к самолету на Рим, Пономарев спешил за ним, что-то пытался ему сказать, тот просто отмахнулся и поднялся по трапу не простившись.

В этот день советские войска вошли в Чехословакию.

102. Крепость теряет последних защитников

Многие мои знакомые и далеко не единомышленники были единодушны в поддержке чехов. Помню разочарование после разгрома «Чехословацкой весны». В те дни меня удивила реакция людей, которых я считал консерваторами.

Преподаватель марксизма в комсомольской школе Н. Белоусов, всегда стопроцентно одобрявший все партийные решения, только качал головой:

— Это крах всей системы. Мы надеялись. Мы верили. Теперь я понимаю, что эта система не приспособлена для внутреннего саморегулирования, для самомодернизации. Это означает, что она обречена.

Даже упоминаемый мною выше К. Шалагин выдал в сердцах:

— Теперь вся наша работа — пустая болтовня.

А потом было идиотское празднование столетия со дня рождения Ленина… По словам бывшего секретаря райкома партии Левы Зимина, «в коммунизм теперь не верят даже пионеры».

4. На берегу Средиземного моря

4.1. Дипломаты на посту

103. Похороны как дипломатическое мероприятие

Местом моей первой заграничной командировки был Алжир. Весной 1969 года я был назначен вторым секретарем посольства. Послом там был тогда Дмитрий Петрович Шевлягин.

Через несколько месяцев после моего приезда Шевлягин скоропостижно скончался от инсульта.