Дипломаты

Настенька взглянула на него: казалось, все, что происходит здесь, содеяно вопреки его воле. Его серые с искоркой глаза были полны небесной сини. Все были на земле, а он в заоблачных высях.

– Тогда разрешите зачитать? – произнес Бедигер и смешно сомкнул и разомкнул толстые губы.

– Да, пожалуйста.

Бедигер начал читать.

– «Я, Жилль Анастасия Сергеевна, настоящим…»

«Господи, да неужели я все еще Жилль?.. – подумала Настенька. – Как же все это далеко, и Кирочная, и мокрые питерские вечера, и полуночные поездки на острова, и дежурные приемы по средам, и торжественно-робкие речи Шарля о железных магистралях из Европы в Америку и чудо-паровозах – этаких дредноутах суши…»

– «…Отказываюсь от владений экономией „Фрам“ близ Христиании, Норвегия, семьдесят три гектара пахотной земли и тридцать четыре луговой, шерстомойка, галетная фабрика…»

«Ах, какие галеты шли из Христиании, жесткие, чуть присоленные и хрупкие, сахарные, с тисненой надписью „Фрам“».

– «…Три ледника, одиннадцать амбаров для хранения зерна, ковроткацкая мастерская…»

«Да, именно паласы – серо-синие, синие, под цвет медленно тускнеющего северного неба, ими была выстлана квартира на Кирочной…»

Потом была пауза. Она, очевидно, тоже входила в расчеты Рудкевича. В тишине лишь вздрагивали усы и подусники. Ручка, костяная, в золотых колечках, была рядом. Настенька взяла ее с письменного стола Репнина по просьбе Рудкевича. Было приятно сейчас взять ручку – она весома и прохладна. Взять ее в руки и начертать: «…Анастасия Репнина». Настенька улыбнулась. Один миг тишины.

– Анастасия Сергеевна… – Казалось, фиолетовая дымка колыхнулась в глазах Рудкевича. – Не мог бы я… – Он указал главами на дверь комнаты, откуда Настенька принесла перо.

Она встала.

– Надеюсь, мне будет прощена такая вольность? – Он оглядел сподвижников.

– Сделайте милость, – выдохнул Бедигер.

Они прошли в рабочую комнату Репнина. Окна были зашторены, и в комнате властвовала полутьма, красновато-золотая, точно настоянная на терракотовой краске, которой были окрашены шторы. Настенька потянулась кокну, чтобы раздвинуть шторы, но рука отца Рудкевича легла на ее плечо.

– Анастасия Сергеевна, могу… я дать вам совет?

Что-то происходило с Рудкевичем необычное – что-то внутри него дрогнуло и сообщилось голосу и руке, которую Настенька чувствовала своим плечом.

Она потянулась к шторе, но он удержал ее вновь.

– Анастасия Сергеевна, я уже был свидетелем вашей решимости и дерзости вашей, – начал отец Рудкевич. – Все, что вы хотели доказать вашему мужу, вы доказали. – В его голосе впервые послышались просительные ноты. Он твердо наставлял, редко советовал, но никогда не просил. – Вам надо проявить благоразумие, и здесь я ваш друг. – Его свободная ладонь коснулась другого плеча Настеньки. – Все мы беспечны и расточительны в молодости, но жизнь – это не только молодость, даже не столько молодость, жизнь – это усталость и недуги, жизнь – это старость. – Он сдавил ее мягкими и сильными ладонями, потряс, точно хотел сказать: «Опомнись! Опомнись!» – Вот мой совет: я заклинаю вас. Анастасия Сергеевна, всем лучшим. – Он не без раздумий произнес не «святым», а «лучшим». – Я заклинаю вас, сделайте так, как я вам велю. Возвращайтесь в гостиную и скажите этим господам, что хотите поразмыслить и не можете подписать бумагу. Я вам обещаю, что никто из них не будет настаивать и тут же покинет ваш дом. Можете сказать Николаю Алексеевичу, что так советовал ваш духовник.

Ну конечно же, ему надо, чтобы она сказала об этом Николаю! Вся его игра сводится к этому. И эта встреча у Губиных, когда они впервые появились вместе с Николаем, и разговор в храме святой Екатерины, и этот первый визит вместе с Бекасом в московский дом Репниных, и нынешний визит, когда Рудкевич ведет себя рыцарски, нет, не только по отношению к Анастасии Сергеевне, но и к Николаю Алексеевичу, даже больше к нему, чем к ней… Все ополчились против Репниных: и Жилль, и его сводный брат, и старые друзья Анастасии Сергеевны, а Рудкевич устоял. Впрочем, такое впечатление, что эти недоброжелатели нужны ему, чтобы утвердить приязнь. Недаром он приволок в дом Репниных целую коллегию – откуда только норов и энергия, не молод ведь человек! Он почти настаивает, чтобы Анастасия Сергеевна сказала мужу о его совете. Шутка ли, усилиями отца Рудкевича возвращено имение в Христиании! Как не признать в Рудкевиче благожелателя, как не благодарить его. Нет, не только Анастасии Сергеевне, но и Репнину, Такое впечатление, что без дружбы Репнина отцу Рудкевичу не сделать и шагу. Но вся эта акция не риск ли для отца Рудкевича? Вдруг Анастасия Сергеевна возьмет и скажет «нет». В конце концов, что ей Христиания? Не окажется ли тогда отец Рудкевич, как любит говорить он сам, в пиковом положении?

Но взгляд ее глаз, обращенных на духовника, кроток.

Он наклонился к ней. Ему хотелось удостовериться, не шутит ли она.

– Разумеется, если это соответствует вашему желанию…

Он улыбнулся: да неужели лукавит она? Но ведь изумление ее было таким натуральным.

– Анастасия Сергеевна, сделайте так, как я советую.