Дипонегоро

— Откуда им известно, что угодно аллаху, — смеялся Дипонегоро. — Ведь заместитель аллаха — я, а не они. Аллах сообщил мне, что мы должны связаться с Имамом Бонджолом, его пророком. Пошлем к нему верных людей. Пусть Бонджол не отсиживается в болотах, а начинает настоящую войну: тогда голландцам придется перебросить часть сил с Явы на Суматру, и наше положение облегчится.

Пахлаван был зол на имамов, особенно на Имама Бонджола. Ему казалось, что Бонджол воюет слишком вяло. На самом деле все обстояло по-иному. Вахабиты бездействовали потому, что им не с кем было воевать: голландцы отказались от Суматры, вывели оттуда войска и перебросили их на Яву для боевых действий против повстанцев. Ведь главным врагом Нидерландской Ост-Индии по-прежнему оставался Дипонегоро.

…Чтобы ввести в заблуждение голландский штаб, прорываться в Мадиун решили небольшими отрядами и в разное время. Иного выхода не было.

План мог бы увенчаться успехом, если бы не новая «тактика», к которой перешел генерал де Кок. Командующий голландскими войсками встал на бесчестный путь открытого вероломства.

— Что такое повстанческая армия без Дипонегоро? — рассуждал он. — Представьте себе хотя бы французскую армию без Наполеона… Нужно во что бы то ни стало захватить штаб повстанцев. Вы говорите, что Дипонегоро неуловим? Хорошо. Захватите его сына, его жену, мать, дочь. Мы будем иметь заложников, и тогда мятежный принц сам придет к нам с повинной. Устройте облаву на Сентота, на Беи, на Мангкубуми, выследите их, подошлите убийц из людей сусухунана. Всех яванцев истребить невозможно, а захватить вожаков должно…

Де Кок считал, что на войне все средства хороши, и постепенно внушил эту мысль своим офицерам. Следует сыграть на благородстве туземцев, на их «устарелых» взглядах на честь, слово, обещание… Чем благороднее коричневый, тем лучше. Такого легче обмануть, заманить в ловушку.

Дю Бюс де Гисиньи уехал в Голландию. Взявший бразды правления в свои руки новый генерал-губернатор ван ден Босх потребовал от де Кока «решительных шагов», одобрил его «тактику» вероломства.

— Цветных следовало бы уничтожить всех до одного, как тараканов. Но это мы сделаем несколько позже, — пообещал ван ден Босх. — Для начала я хотел бы видеть в кандалах на этой скамье Дипонегоро…

Штаб повстанцев теперь находился в горах Келир. Отсюда Дипонегоро рассчитывал руководить прорывом на Мадиун. Сам он с небольшим отрядом отойдет последним. Семья пахлавана: мать, жена Ратнанингсих и дочь Раден Айю Густи укрывались в деревне Карангони, на самом берегу Индийского океана. За ними всегда можно будет прислать лодку. В этом же крае действовал со своими конниками Сентот. Он привязался к Ратнанингсих, как к родной матери, и считал своим долгом защищать ее. В конце июня 1829 года Адипати Аном со своим помощником Сукуром выступили в поход на восток. Следовало незаметно обойти кратон Тангкисан. И тут Аном узнал, что в кратоне скрывается не кто иной, как сам Шевалье, бывший помощник резидента Джокии, тот самый Шевалье, который нанес ужасное оскорбление принцу Онтовирьо — Дипонегоро. Кровь закипела в жилах Анома. Он решил любой ценой захватить Шевалье и окружил Тангкисан. Осада продолжалась двое суток. 26 июня Аном ворвался в кратон. Когда привели Шевалье, Аном спросил:

— Узнаешь меня?

— Я не имею чести знать туана, — робко отвечал Шевалье.

— Я Адипати Аном!

Лицо Шевалье стало серее ствола королевской пальмы. Проворным движением он выхватил нож из-за пояса Анома и вонзил себе в сердце.

Дипонегоро-младший приказал отрубить голландцу голову, чтобы затем переслать ее отцу.

Аном, занятый боем, не заметил, как к Тангкисану подошли голландские подразделения. Маленький повстанческий отряд был окружен, смят. Адипати Анома и Сукура схватили, повалили на землю, скрутили веревками.

Шпионы, пробравшиеся в стан народной армии, сообщили де Коку о выступлении на восток отряда Мангкубуми. Отряд продвигался ночью, соблюдая все меры предосторожности. Но де Кок оказался хитрее. Когда повстанцы втянулись в ущелье, голландцы обрушили на них удары со всех сторон. Старый хитрый полководец Мангкубуми, который не раз заманивал голландцев в ловушки, сам неожиданно оказался в западне. Воины дрались храбро, и все до единого были убиты. Только Мангкубуми не коснулась ни одна вражеская пуля. С безучастным видом сидел он на коне, и ничья грубая рука не прикоснулась к полководцу. У него не отобрали даже оружие.

Большую волю к сопротивлению проявил генералиссимус мархаэна принц Беи. Когда отряд окружили в верхнем течении реки Прого, Беи попросил воинов поднять его с носилок и усадить на коня. Обе ноги генералиссимуса были перебиты, и без чужой помощи он не мог ступить и шага. Очутившись в седле, он взмахнул мечом и помчался навстречу врагу:

— Яванцы, умрем за священную; землю! Мердека…

И генерал де Кок снова понял, что этот народ, вооруженный пиками и клевангами, ему не победить никогда. Голландцам не помогли ни пушки, ни штуцеры. Они были разгромлены, искромсаны.

Смертельную рану в этой схватке 27 сентября получил принц Беи. Он умер почти мгновенно.