Директива Джэнсона

– Сказать по правде, я бы предпочел, чтобы вы по-прежнему держали меня под прицелом – просто потому, что это хоть как-то успокоит ваши дрожащие от напряжения нервы. Не сомневаюсь, в этом вы найдете больше спокойствия, чем в любых моих словах. Соответственно, не будете действовать чересчур поспешно. – Он пожал плечами. – Вот видите, я посвящаю вас в свои мысли. Чем большего взаимопонимания мы достигнем, тем спокойнее вы будете себя чувствовать.

– Любопытная расчетливость, – проворчал Джэнсон.

Судя по всему, помощник государственного секретаря решил, что лучший способ избежать тяжелых увечий – это четко и недвусмысленно показать, что его жизнь находится в руках бывшего оперативного агента. «Если ты можешь меня убить, ты не причинишь мне вреда», – примерно такими были рассуждения Коллинза.

– Просто чтобы отметить субботу, я сделаю себе кофе по-ирландски, – сказал Коллинз, откупоривая бутылку бурбона и наливая немного в свою чашку. – Не желаете присоединиться? – Джэнсон оскалился, и Коллинз добродушно заметил: – Я так и думал. Вы ведь на службе, так?

Он также добавил себе в кофе ложку сливок.

– Вам как? Тоже пас?

Снисходительная улыбка.

– Сорокопут, которого мы сегодня видели, – это ястреб, вообразивший себя певчей птичкой. Полагаю, мы оба хорошо помним предыдущий разговор на эту же тему. Одну из прощальных бесед перед вашим увольнением. Я тогда сказал вам, что вы ястреб. Вы не хотели меня слушать. Наверное, вам хотелось быть певчей птичкой. Но вы ею не стали и никогда не станете. Вы ястреб, Джэнсон, потому что это у вас в крови. В этом вы сродни большеголовому сорокопуту. – Еще один глоток кофе по-ирландски. – Однажды я приехал сюда и застал Джанис за мольбертом, на том месте, где она всегда пыталась рисовать. Она плакала. Навзрыд. Я подумал, что она… в общем, не знаю, что я подумал. Как потом выяснилось, у нее на глазах эта певчая птица, каковой она ее считала, насадила маленькую птичку на шип боярышника и оставила ее. Через какое-то время сорокопут вернулся и стал разрывать свою жертву мощным изогнутым клювом. Птица-мясник занялась своим делом; ее клюв обагрился блестящими, окровавленными внутренностями. Джанис нашла это ужасным, просто ужасным. Предательством. Почему-то она никак не могла понять, что это кровавое пиршество в природе вещей. Джанис смотрела на мир иначе. Она ведь закончила художественный колледж «Сара Лоуренс». А что я мог ей сказать? Что ястреб, поющий песни, все равно остается ястребом?

– А может быть, в птице есть и то и другое, Дерек. Это не певчая птица, притворяющаяся ястребом, а ястреб, являющийся также и певчей птицей. Певчая птица, при необходимости превращающаяся в ястреба. Почему мы должны выбирать что-то одно?

– Потому что должны. – Коллинз с силой опустил чашку на гранитную поверхность стола, и стук толстой керамики о камень подчеркнул перемену его тона. – И вы тоже должны сделать выбор. На чьей вы стороне?

– А вы на чьей стороне?

– Я никогда никуда не перебегал, – надменно заметил Коллинз.

– Вы пытались меня убить.

Коллинз склонил голову набок.

– Ну, и да и нет, – ответил он, и его невозмутимость поразила Джэнсона больше любого пылкого, выразительного отпирательства.

Коллинз не защищался, не обижался; он словно обсуждал природные факторы, влияющие на эрозию береговой линии.

– Рад вашей выдержке, – с ледяным спокойствием произнес Джэнсон. – Пять ваших подручных, окончивших свои дни на берегах Тиссы, отнеслись к этому не так философски.

– Не моих, – поправил его Коллинз. – Послушайте, мне неудобно…

– Мне бы не хотелось, чтобы вы чувствовали себя обязанным что-либо мне объяснять, – с холодным бешенством остановил его Джэнсон. – Относительно Петера Новака. Относительно меня. Относительно того, почему вы хотели меня убить.

– Понимаете, это была ошибка – я имею в виду приказ отряду «Лямбда». Мы ужасно сожалеем о директиве, предписывающей ваше устранение. Поверьте, я говорю искренне. Ошибки, ошибки, ошибки. Но то, с чем вы столкнулись в Венгрии, – что ж, мы тут ни при чем. Один раз мы перед вами провинились, но это осталось в прошлом. Больше я вам ничего не могу сказать.

– Значит, насколько я понял, все недоразумения улажены, – с ядовитым сарказмом заметил Джэнсон.

Сняв очки, Коллинз заморгал.

– Не поймите меня превратно. Уверяю, мы поступили так, как должны были поступить. Послушайте, не я отдал этот приказ – я просто не стал его отменять. Все высшее руководство – не говоря про кретинов из ЦРУ и других контор – было уверено, что вы переметнулись, приняли взятку в шестнадцать миллионов долларов. Я хочу сказать, улики не оставляли места для сомнений. Какое-то время я сам думал так же.

– А потом поняли, что ошибались.