– С вами будет говорить мистер Новак, – произнес женский голос.
Щелчки, электронный писк, и наконец в трубке послышался голос Петера Новака.
– Mon chеr Матье! – начал Новак.
– Mon chеr Петер, – ответил Зинсу. – Не могу выразить словами благодарность за то, что вы дали согласие хотя бы
– Да, да, – оборвал его Новак. – Однако, боюсь, я вынужден буду отказаться от вашего приглашения отужинать вместе.
– Вот как?
– Мне пришел в голову более
– Ладно, Петер, давайте ближе к делу.
– Хорошо. Я выскажу вам свои предложения, а вы мне ответите, насколько они разумны.
– Будьте добры.
– Насколько я понимаю, в пятницу должно состояться заседание Генеральной Ассамблеи. Мне давно хотелось обратиться с речью к этому благородному собранию. Глупое тщеславие?
– Разумеется, нет, – поспешно заверил его Зинсу. – Конечно, лишь очень немногие частные лица имели возможность выступить…
– И все же вряд ли кто-нибудь будет оспаривать то, что я имею это право и привилегию – полагаю, можно так сказать, не вступая в противоречие с самим собой.
– Bien s*!*ы*!*r.[72]
– Учитывая, сколько глав государств будет присутствовать на заседании, меры безопасности будут беспрецедентными. Можете считать меня параноиком, но это как раз то, что мне нужно. Если заседание почтит своим присутствием президент Соединенных Штатов, найдется работа и для американской службы охраны. Меня это очень устраивает. А я, наверное, приду вместе с мэром Нью-Йорка, с которым мы уже давно дружны.
– Значит, вы появитесь на людях, причем перед высоким собранием, – заметил Зинсу. – Должен сказать, это совсем на вас не похоже. Никак не вяжется с вашим общеизвестным стремлением к уединению.
– Именно поэтому я и делаю такое предложение, – сказал голос. – Вы же знаете мой основополагающий принцип: пусть все находятся в недоумении.
– Но как же… наш разговор?
В груди генерального секретаря бушевали смятение и тревога; он приложил все силы, чтобы не дать им выход.
– Не беспокойтесь. Надеюсь, вы узнаете, что проще всего найти уединение как раз у всех на глазах.
– Мог ли я что-нибудь предпринять? – спросил Зинсу голосом, в котором прозвучали страх и укор самому себе.
– Ничего. Если бы вы проявили чрезмерную настойчивость, это только пробудило бы его подозрения. Этот человек страдает тяжелой формой паранойи.
– Как вы находите его предложение? Он поставил нас в тупик, не так ли?
– Ход просто гениальный, – скрепя сердце вынужден был признать Джэнсон. – Этот тип просчитывает все наперед не хуже Бобби Фишера.[73]
– Ведь вы же как раз хотели выманить его…
– Новак предвидел такую возможность и предпринял соответствующие меры предосторожности. Он знает, что ему противостоит считаная горстка людей. Служба охраны президента ни в коем случае не будет посвящена в тайну. Новак воспользуется в качестве щита нашими же людьми. И это еще не все. Он подъедет к зданию Генеральной Ассамблеи в сопровождении мэра Нью-Йорка. Попытка покушения на него поставит под угрозу жизнь этого популярного политика. Он окажется в зоне строжайших мер безопасности, в окружении зорких телохранителей, сопровождающих лидеров государств всего мира. Если сотрудник американских спецслужб попытается выстрелить в него, последующее расследование непременно приведет к сокрушительному политическому взрыву. До тех пор, пока Новак будет находиться в здании Генеральной Ассамблеи, мы не сможем его и пальцем тронуть. Не сможем. Он будет постоянно окружен плотной толпой. Принимая в расчет его популярность во всем мире, международное сообщество сочтет за честь…
– …радушно встретить человека, несущего свет угнетенным, – поморщившись, закончил за него Зинсу.
– Это как раз в духе Демареста. «Спрятаться у всех на виду» – это было одно из его излюбленных определений. Он говорил, что иногда лучше всего прятаться на глазах у всех.
– По сути дела, он так мне прямо и сказал, – задумчиво произнес Зинсу и посмотрел на зажатую в пальцах ручку, пытаясь силой воображения превратить ее в сигарету. – И что теперь?
Джэнсон пригубил чуть теплый кофе.
– Или я что-нибудь придумаю…
– Или?
Глаза Джэнсона стали жесткими.
– Или ничего не придумаю.
Не сказав больше ни слова, он вышел из кабинета, оставив генерального секретаря наедине со своими мыслями.