Директива Джэнсона

Последние четыре часа Джэнсон – официально консультант по вопросам безопасности, приглашенный администрацией генерального секретаря ООН, – провел, гуляя по комплексу Организации Объединенных Наций. Что могло быть упущено? Джэнсон пытался сосредоточиться, но его мысли заволакивал туман; в последние дни он почти не спал, пытаясь продержаться на черном кофе и аспирине. Шаг за шагом, одну ногу перед другой. От этой разведывательной операции, проводимой гражданским лицом, будет зависеть все.

Комплекс Организации Объединенных Наций, протянувшийся вдоль Ист-Ривер от Сорок второй до Сорок восьмой улицы, представлял собой обособленный мир. Здание секретариата поднималось вверх на тридцать девять этажей; в сравнении с ним такие визитные карточки Нью-Йорка, как небоскреб «Крайслер» и «Эмпайр-Стейт-Билдинг» казались тощими протуберанцами – деревьями рядом с горой. Отличительной чертой здания секретариата была не высота, а его огромная ширина. По сути дела, оно простиралось больше чем на целый квартал. С обеих фасадов одинаковая сетка голубовато-зеленого стекла и алюминия, разделенная через равные промежутки пазухами сводов. Симметрия нарушалась только металлическими решетками технических этажей. С торцов здание было облицовано вермонтским мрамором – насколько помнил Джэнсон, это была заслуга бывшего сенатора от штата Вермонт, впоследствии ставшего постоянным американским представителем при ООН. В эпоху детской невинности Фрэнк Ллойд Райт[75] назвал секретариат «огромным контейнером, которому суждено доставить мир в преисподнюю». Теперь эти слова казались зловеще пророческими.

Приземистое здание Генеральной Ассамблеи, расположенное к северу от секретариата, отличалось более смелой архитектурой. Оно имело вид четырехугольника с дугой вместо одной стороны, понижающейся в середине и взлетающей вверх по краям. В центральной части крышу венчал нелепый купол, похожий на сопло огромной турбины – еще одна уступка сенатору от Вермонта. Сейчас, пока в здании Генеральной Ассамблеи было безлюдно, Джэнсон несколько раз прошелся по нему, оглядываясь по сторонам так, словно видел все в первый раз. Южная стена, полностью застекленная. С этой стороны находился зал отдыха делегатов, светлый и просторный, с тремя рядами белых балконов вдоль стен. В центральной части здания зал Ассамблеи, громадная полукруглая чаша, обитые зеленой кожей кресла, расставленные вокруг центрального возвышения, просторного алтаря из черного и зеленого мрамора. А над ним на золотистой стене огромная эмблема Объединенных Наций – в обрамлении двух колосьев пшеницы стилизованное изображение земного шара. Почему-то эта эмблема – окружности и пересекающиеся прямые линии – показалась Джэнсону изображением в оптическом прицеле: земля в перекрестье.

– «Кто-то хочет наполнить мир глупыми песенками о любви», – безбожно фальшивя, пропел в трубке сотового телефона мужской голос.

– Григорий? – воскликнул Джэнсон.

Ну конечно же, это был Григорий Берман. Джэнсон обвел взглядом обширный зал заседаний, задержавшись на двух огромных телеэкранах, установленных по обе стороны от центрального возвышения.

– Как ты?

– Никогда не был лучше! – смело заявил русский. – Вернулся в свой дом. Личная сиделка по имени Ингрид! Второй день я ронять градусник на пол, чтобы смотреть, как Ингрид наклоняется. Какие бедра у этой девочки – Венера в белый халат! Я говорю: «Ингрид, давай ты играть в сиделка?» – «Ми-истер Берман, – визжит она, очень в шоке, – я есть сиделка!»

– Послушай, Григорий, у меня к тебе одна просьба. Но только если ты не сможешь уделить ей время, так и скажи.

Джэнсон непрерывно говорил в течение нескольких минут, изложив основные детали; если Берман займется этим делом, до остального он дойдет сам.

После того как он умолк, русский долго молчал.

– Теперь Григорий Берман очень в шоке, – наконец сказал он. – То, что вы предлагаете, сэр, противозаконно, аморально, неэтично – бессовестное нарушение всех законов и порядков международных финансовых отношений. – Пауза. – Я с радостью возьмусь за это.

– Я так и думал, – сказал Джэнсон. – Как по-твоему, что-нибудь получится?

– «Я как-нибудь справлюсь с помощью своих друзей», – снова пропел Берман.

– Ты уверен, что достаточно здоров для такой работы?

– Ты спроси Ингрид, что может делать Григорий Берман! – негодующе воскликнул русский. – Что может делать Григорий? Что не может делать Григорий!