Спал в мисамской гостинице неважно. Валик вместо подушки положительно неудобен, хотя я и очень непритязателен к изголовью. Эта каменная подушка, выкатывающаяся к тому же из-под головы, видимо, хороша только для японцев. Да и вообще вся японская обстановка без привычки кажется чрезвычайно утомительной. Валяться на полу в европейском костюме совсем скверно.
Собрались назад в Токио. По городу пошли пешком, сопровождаемые большой толпой веселой детворы, интересовавшейся не столько нами, сколько маленьким Ичи[48]
(собачка). Ичи, аристократ по натуре, презирает толпу. Крошечный, с перебитым курносым носом, в два цвета – белый с черным, он чинно идет рядом с хозяевами, с ленивым безразличием косится по сторонам.Уже при выходе из города он вдруг неожиданно вдохновился и неистово бросился на двух связанных общей короткой веревкой сеттеров, шедших с японцем-охотником. Уверенный, что, благодаря близости хозяев, дерзость его останется не наказанной, Ичи ринулся на собак и начал кусать их за ноги. Сеттеры тянули в разные стороны, мешали друг другу и оставляли Ичи безнаказанным. Мейерович бросился за ним, но Ичи сгоряча и его цапнул за руку, произошла свалка. Два мальчугана-японца, один с ребенком на спине, были сбиты в канаву, вымазались в грязи. Стоявший вблизи старичок энергично подавал советы, как изловить Ичи. Скоро вся улица приняла участие в прекращении боя. М., наконец, поймал забияку и водворил его в автомобиль. Пылая отвагой, Ичи долго еще рычал на врагов, которые, забыв обиду, мирно побрели за охотником.
Заходил в посольство, просил добыть мне билеты на посещение киотских дворцов. Подтягин все еще ничего не сделал относительно визы. История с Монголией и Семеновым, которого будто бы монголы просят себе в властители, – новая очередная затея Японии.
Вечером был в Йокогаме, в так называемом русском музыкальном кружке, состоящем почти исключительно из евреев, американцев и англичан. Лестно, что хотя бы в музыке русское имя является объединяющим для ряда наций.
Поминали годовщину смерти французского композитора Дебюсси, вернее, репетировали торжественный концерт по этому случаю, назначенный на ближайшую среду. Была исключительно европейская музыка. Пел англичанин – недурной баритон. Играл только что сорганизованный симфонический оркестр и молодой пианист Подольский.
За обедом у Высоцких много говорили о дороговизне Парижа, куда собирались ехать двое из бывших за обедом гостей, близких к дипломатическим сферам. Я пытался выяснить причину столь быстрого конца карьеры высокого французского комиссара Реньо, по-видимому, при наличии Жанена он оказался лишним.
С французской визой ни с места. Подтягин сообщил, что посольство все еще готовит письмо французскому послу. Подтягин на редкость унылый человек, слывет очень старательным чиновником. Служил раньше в техническом комитете Главного артиллерийского управления, а там даже серая бумага циркуляров наводила тоску на свежего человека.
Концерт в память Дебюсси прошел успешно. Оркестр и рояль достойны похвалы.
Advertiser сообщает, что под напором большевиков союзники оставляют Одессу. Это осложняет вопрос с высадкой на Черном море, да и вообще останется ли что-нибудь от южного движения ко времени моего приезда туда. Беспокоит судьба семьи.
У знакомых накормили превкусными русскими щами с кашей и настоящими куриными котлетами. Ко всему этому отличной приправой являлся джин (английская водка). Приходится отмечать как событие после английского и японского стола. Приветствуя международную солидарность, при виде русских щей и каши я делаюсь заклятым националистом.
Да простится мне эта прозаичная запись о еде. Я знаю, что об обильной и сытой пище больше всего пишут официозы в голодающих странах. Но что поделаешь, настроение мое разделяли и мои соседи. Справа русский студент, молодой ученый, занимающийся при здешнем университете, чудесно изучивший японский язык, совершенно чуждый национальных увлечений, оказывал исключительное внимание скромному русскому блюду, а хронически голодавший из-за низкого курса сбереженных керенок Адамович просто блаженствовал.
Всякий развлекается по-своему. На английском спектакле, куда я попал вечером, давали немудрую комедию с наиболее ответственными ролями… для двух очаровательных собачек. Премьерша, молодая англичанка, была очень мила, остальные актрисы хуже, мужчины совсем плохи. Наибольший успех имели собачки. Публика много смеялась, я тоже пробовал, но не выходило. Объяснял это слабым пониманием языка. Восхищение собачками тем не менее разделял вполне. А вышедший вместе со мною русский только и нашел возможным заметить: «Ах, батюшка, и скучища же». Он привык веселиться, смотря на чеховских «Трех сестер» – своя манера веселиться. Своего рода щи с кашей.
Был у Шалфеева. Он весь во власти новых идей, болеет душой за родину, дошел до нервной икоты. Определенно не верит в омское благополучие.