В связи с этим обстоятельством и эвакуацией правителем были допущены довольно резкие выступления на этот раз уже и против японцев, что вело к окончательной изоляции правителя и к верному неуспеху ряда «политических» паломничеств в Токио, неизменно возглавляемых владивостокским головой, членом земской думы, профессором Андогским.
Отсутствие подкреплений (мобилизация дала лишь несколько сот человек), недостаток в средствах, оружии, главным образом в патронах, ставили в очень тяжелое положение земскую рать.
Инициатива в начавшейся борьбе переходила всецело на сторону красных. Кровавые столкновения у Спасска и деревни Монастырщина решили исход борьбы. Дитерихс особым указом признал дальнейшую борьбу невозможной. Он с горечью отмечал, что в рядах его рати он не видит представителей тех группировок, на личное и материальное содействие которых он больше всего расчитывал.
Авантюра, лишенная элементарного учета обстановки, осталась авантюрой и при открытом выдвижении монархической идеи. Она не увлекала населения. Оно понимало неизбежный ход событий вернее, чем его временные руководители.
Расстроенные войска земской рати отошли частью в направлении к Посьету, частью – к Пограничной. Только корпус Глебова пробился к Владивостоку, где моряки, под руководством адмирала Старка, бывшего в то время начальником обороны тыла, готовили все годные к плаванию суда для неизбежного ухода из Владивостока.
Японцы, в свою очередь, готовились к эвакуации последней зоны и самого Владивостока.
Настроение в городе становилось крайне тревожным. Все наиболее причастные к правлению Меркуловых и Дитерихса спешно выбирали паспорта за границу. За бесценок продавалось имущество, ликвидировались дела и предприятия.
Назревавший было при поддержке Глебова переворот в пользу адмирала Старка был предотвращен возвратившимся из Никольска Дитерихсом.
Тем не менее жизнь в городе стала опасной, начались грабежи, изъятие неугодных лиц. Хозяйничали слабо дисциплинированные части Глебова. Ползли панические слухи.
Конец интервенции. «Пешее» правительство сибирских автономистов. Красная армия во Владивостоке
Японцы очищали окрестности Владивостока. К 25 октября остался лишь слабый арьергард в самом городе. Подошедшие было вплотную к городским окраинам красные предусмотрительно, во избежание столкновения с японцами, проявлявшими крайнюю нервность, были отведены за станцию Угольная.
Из Владивостока отбыли остатки земской рати, готовились к отходу и суда Старка.
Правитель Дитерихс не проявлял никакой деятельности. Он заявил лишь, что вывозит всех желающих до ближайших портов Кореи и не берет никаких обязательств за их дальнейшую судьбу.
Грузился последний батальон японцев, ночевавший биваком в саду рядом со зданием земской управы. В узком переулке между Светланской улицей и набережной Золотого Рога постепенно исчезали последние запоздавшие пассажиры – японцы и русские, отъезжавшие с японскими транспортами.
Дитерихс на борту судна. Власти не стало.
Новая власть с поддерживающей ее вооруженной силой в 20–30 верстах от города. Пустоту эту совершенно неожиданно заполнил так называемый Совет уполномоченных автономной Сибири, выдвинувший свое правительство с А.В. Сазоновым во главе и принявший на себя всю «полноту» власти. Это «пешее» правительство (члены его не имели даже средств передвижения) продемонстрировало свою вооруженную «силу» из 3–4 десятков оренбургских казаков, с песнями прошедших по Светланской улице, во главе с генералом Анисимовым367
.Население отнеслось к новой власти с совершенным равнодушием – его ничто уже не могло удивить.
Эта сценка «под занавес» не тронула ничьего внимания. Занавес опустился, знаменуя конец пятилетнего обособленного существования Приморья, а вместе с тем и конец столько же продолжавшейся интервенции.
Отплыли суда адмирала Старка. В опустелом порту грустно торчали мачта и труба затопленного Старком миноносца «Инженер Анастасов».
26 октября вошли в город предводимые главнокомандующим Уборевичем части 5-й Красной армии, приветствуемые населением. Войска вошли в стройном порядке, за ними чувствовалась покончившая наконец с губительной гражданской распрей, новая Россия.
Теперь как будто бы не так уже давил своей огромной темной массой японский броненосец, единственный оставшийся призрак интервенции.
Устанавливалось спокойствие, население безмерно устало от борьбы.
Главнокомандующий Уборевич заверял «пред лицом всего культурного мира о недопустимости репрессий к оставшимся на местах гражданам». Это рассеивало опасения перед режимом новой пришедшей власти.