Директория. Колчак. Интервенты

Чехи несколько смутились, находя мое негодование справедливым, и заверяли, что национальный совет даст мне удовлетворение. Им очень хотелось, чтобы я что-нибудь ответил Гайде. Я наотрез отказался. Войны, конечно, не произошло. Я понимал, зачем все это было нужно.

Белов, которого Гайда считал недоброжелателем чехов и увольнения которого требовал в связи с угрозой войны Омску, уйдет, но по своей воле – это тоже мое непреклонное решение.

Чехи ушли. Розанов поехал к Белову, но не застал его: он, видимо, по примеру Михайлова, тоже не ночует дома. Вернулся к себе около 2 часов ночи. Спал плохо. Хотел потребовать удаления Гайды, но решил пока обождать.

Реньо довольно холодно отнесся к заявлению Розанова, считая, что это чисто русское военное дело. Чехи самостоятельны и ему не подчинены. Тем не менее написал будто бы телеграмму Гайде, Питону и др. Англичанин Нельсон, кажется, тоже что-то сделал.

Выходка Гайды самым тесным образом связана с целым рядом обстоятельств, освещение которых совершенно необходимо для более полного уяснения обстановки последних дней, предшествовавших падению Директории. Ввиду этого я считаю необходимым пополнить краткую запись событий в дневнике и привести ряд выдержек из документов, касающихся этих событий.

Старшим оперативным начальником Екатеринбургского фронта был один из наиболее популярных среди чехов молодой, энергичный и чрезвычайно честолюбивый генерал Гайда, в подчинении которого находились, кроме чехов, части Средне-Сибирского корпуса, которым командовал также молодой и весьма популярный среди сибиряков генерал Пепеляев¹⁰⁸.

Средне-Сибирский корпус, мобилизовавшийся, главным образом, в пределах прежней Томской губернии, не был полностью готов к походу. Тем не менее, ввиду нажима красных и настойчивых просьб чехов подкрепить их на Екатеринбургском фронте, туда был только что выдвинут Пепеляев с наиболее готовыми частями своего корпуса.

Пепеляев представлялся мне в Омске. Слишком юный для своего высокого поста, он подкупал избытком молодой энергии и исключительной привязанностью к родной ему Сибири. Я выезжал посмотреть батальоны, которые он вел на фронт. Они напомнили мне тех доблестных сибирских стрелков, которые творили чудеса за время мировой войны, начиная с их первого появления под Варшавой до последних дней существования старой русской армии¹⁰⁹.

Гайда тоже сравнительно недавно прибыл в Екатеринбург. Он только что удачно закончил операции против большевиков в районе Байкала и в значительной мере содействовал восстановлению сквозного сообщения вдоль Сибирской магистрали.

Пeреживший ряд «триумфов» в Сибири, Гайда, окрыленный чрезвычайно смелыми надеждами, создавшимися в условиях сибирской действительности, и имевший сильную поддержку иностранцев, конечно, не был доволен скромной ролью начальника 4-й чешской дивизии, с которой он пришел в Екатеринбург.

Он оказался в подчинении более скромного, но несомненно твердого солдата – генерала Сырового, в свою очередь находившегося уже в подчинении русского Верховного главнокомандования.

Развал, начавшийся в чешских войсках, грозил значительно понизить их значение в Сибири и в глазах иностранцев. Гайда все это, несомненно, учитывал. Он пытается начать формирование русско-чешских полков: настойчиво требует присылки на его фронт полностью всего Средне-Сибирского корпуса, чтобы за счет русских войск усилить свой престиж и сохранить свое влияние в Сибири и среди иностранцев.

8 своих требованиях он встречает противодействие со стороны штаба Сибирской армии, главным образом со стороны Иванова-Ринова и Белова.

Мой взгляд на предоставление высших командных должностей иностранцам ему известен и не внушает особо розовых надежд. Ставка переносится на Колчака, назначенного к этому времени военно-морским министром.

9 ноября в Екатеринбурге должно было состояться торжество освящения знамен, пожалованных четырем батальонам «в честь начала чешской национальной жизни» – Чехословакия стала самостоятельной республикой.

Русское Верховное главнокомандование на этом торжестве должен был представить адмирал Колчак, который ехал, как военный министр, для инспектирования войск Екатеринбургского фронта.

По «случайному совпадению» вагон Колчака был прицеплен к поезду английского полковника Уорда, который с ротой своего батальона ехал на то же торжество чехов.

Вскоре в екатеринбургских газетах появился ряд хвалебных статей по адресу Колчака и интервью полковника Уорда, заявившего, что «при наличии таких людей, как Колчак, Россия никогда не погибнет». Указывалось на крайне дружеские встречи Колчака с генералом Гайдой, на совместные с Гайдой и Уордом поездки на фронт, где в виде развлечения производилась артиллерийская стрельба по красным под звуки оркестра, игравшего популярные английские песенки «Colonel Bogey» и «Типперери».

12 ноября я получил довольно странную шифрованную телеграмму Колчака.

«Омск. Главковерх генерал-лейтенанту Болдыреву военная 11 ноября точка.