Директория. Колчак. Интервенты

После дружеских приветствий приступили к беседе. Бой подал чай. Как хорошо прислуживают японцы, без суеты и шума, с исключительной почтительностью, далекой, однако, от раболепства.

Предметом беседы – те же вопросы, которые мне уже не раз ставили японские представители. Между прочим, Танака сообщил о благоприятном, по его мнению, разрешении вопроса о наших железных дорогах. Претензия на исключительное распоряжение таковыми со стороны американцев не прошла. Руководство будет в руках международной комиссии. Благоприятное ли это решение, сказать, конечно, трудно, хорошо, что хоть юридически управление остается в руках русских, но теперь, когда без нас распоряжаются нашим добром, и это не так важно.

Важнее наладить транспорт, а для этого нужны реальные данные, и я спросил, имеет ли таковые комиссия? Судя по ответу, видимо, что-то имеет, но едва ли все то, что надо, чтобы быстро излечить болезнь.

Мой собеседник советовал шире воспользоваться японским гостеприимством, переждать здесь события, так как многое может измениться.

Перешли к вопросу о помощи войсками. Танака заявил, что японские национальные черты таковы, что они туда, куда их не просят, не пойдут. Таким образом, продвинуться до Байкала, видимо, кто-то их просил.

Как военный министр, Танака правильно полагал, что для успеха нужны серьезные силы, нужна тщательная подготовка тыла и сообщений.

Но еще нужнее немедленное доказательство населению, что союзники действительно идут на помощь¹³⁵.

Танака заметил, что до известной степени он согласен с этим, но тем не менее не меняет своего основного взгляда на этот вопрос.

Беседа эта представлялась чрезвычайно знаменательной. Становилось ясным, что настоящие претензии японцев не простираются за Байкал, это пока удовлетворяло очень популярному, особенно в военных кругах, лозунгу: «Великая Япония на материке». Дальнейшее продвижение было бы работой на других и почти неизбежным международным осложнением, без общего согласованного решения всех союзников.

Меня не особенно успокаивали неоднократно повторенные во время беседы заверения, что Япония отнюдь не преследует никаких захватных целей. «Она, – по выражению переводившего беседу Исомэ, – помнит, что на небе есть Бог».

Танака мимоходом намекнул о своих расхождениях с нашим послом Крупенским и в то же время рекомендовал мне теснее «сдружиться» с ним.

Обещал предоставить широкую возможность ознакомиться со всем, что меня серьезно интересует. Расстались весьма дружелюбно.

В отеле ждало повторение приглашения на завтрашний обед по-японски.

Токио. 11 января

В 6 часов приехал полковник Исомэ. Поехали в японский ресторан. Найти здесь, в огромном городе, сразу то место, куда направляешься, не очень легко даже местным японцам. Мы три раза подъезжали не туда, куда следовало, наконец въехали в небольшой дворик к освещенному фонарями подъезду. Здесь нас ждали уже генерал Фукуда и несколько офицеров, большинство в штатском. Познакомился с генералом Хагино, прекрасно владеющим русским языком, хорошо знающим Россию и, по его словам, искренне ей симпатизирующим.

В большом зале рассадили всех, по заранее составленному чертежу, покоем. По принятому обычаю, хозяева, генерал Фукуда и два офицера, поместились на последних местах левого фасада, проявив скромность и уважение к гостю.

Начали с особого новогоднего вина, которое подается только в продолжение ближайшей к Новому году недели. Вино это – нечто вроде сладкого саке (рисовая водка слабых градусов). Затем начали появляться гейши с обычными японскими угощениями. Обед по-японски был изысканный, и, действительно, без особого насилия над собой, многое я ел с большим удовольствием. Среди разговора незаметно проглотил и ненавистных мне спрутов с какими-то кисленькими ягодами.

Появилось саке – национальный напиток японцев; подается в подогретом виде. Отношение к нему европейцев довольно сдержанное. Кто-то даже назвал саке «плохим хересом из пивной бутылки».

Обед из очень многих блюд закончился вареным рисом с чаем.

Сидеть по-восточному на полу без привычки чрезвычайно утомительно – ноги положительно затекали.

Обед сопровождался целой программой; сначала развлекал нас довольно искусный фокусник под музыку и пение; затем что-то танцевала, вернее позировала, с удочкой и веером довольно пожилая гейша, оказавшаяся крупной известностью в танцевальном мире, вроде русской Павловой.

Мой сосед справа, понявший прелести европейского балета, довольно холодно относился к самым пленительным позам и па своей соотечественницы – «скучно это все они проделывают».

Я из вежливости очень хвалил; действительно, мне нравился странный, стильный рисунок поз, живописность и чудесная красочность костюма. Костюмы – это лучшее, что было у танцовщиц и у гейш.

Танец приятен для глаз, но чувство дремлет – это не то что жгучий порыв в испанской хоте.

После премьерши танцевали так называемые «половинки», кандидатки в гейши, почти дети, которые не носят шлейфа и имеют преобладающим цветом костюма красный.