Дирижабли бизнесмена Лильероза

Женщины готовились к празднику. Ах, эти женщины! Мужчинам, тем было достаточно отнести в химчистку свой единственный черный костюм. Хемми и Ропе пришлось взять на себя заботы о переезде. Они подсчитали, что ста контейнеров для перевоза вещей им должно хватить – по пятьдесят на семью. Коробки на заводских грузовиках отвезли в Лиминку и в Оулу. Тридцать коробок отвезли в Туйру, где Лаура снимала двухкомнатную квартиру. Хемми и Ропе вошли в комнату Лауры, как раз когда Милла помогала подруге примерять свадебное платье – «белое, длинное, со шлейфом» – так они объяснили женихам. Лаура была просто красавицей, оставалось только немного скрыть декольте.

Стены квартиры украшало множество картин, выполненных в одном узнаваемом стиле. Немного смущенно Ропе наконец признался, что это его работы. Он не решался вешать плоды своих трудов в Лиминке – друзья узнают, начнут издеваться.

На дальней стене в гостиной висел портрет, выполненный в темных тонах. Ропе сказал, что это портрет его деда Райнера, списанный с портрета Бальтазара Кастильоне кисти Рафаэля (xvi век). На портрете Райнер был одет как Бальтазар, только вместо колпака – традиционная финская шапка с ушами, задорно торчащими кверху. Ропе уверял, что видел столько качественных цветных репродукций этой картины в разных альбомах по живописи, что ему не составило никакого труда изобразить деда в стиле Ренессанса. Оригинал же хранился в Лувре, куда Ропе тоже мечтал как-нибудь съездить вместе с Лаурой. Что касается Хемми, он всю жизнь занимал хозяйственные посты и не имел шанса познакомиться с высоким искусством, но считал, что сержант исключительно талантлив.

В квартире висело картин десять, выполненных акварелью и углем, некоторые были совсем свежие, написанные маслом. Ропе много лет рисовал луга, сеновалы и старые северные домишки Лиминки – они хорошо продавались. Сержант отвергал все обвинения в подражании художнику Онни Ойе, просто все сеновалы похожи, кто бы их ни рисовал, будь то Ропе Рюнанен или Рафаэль. Но с сеновалами пришлось все-таки завязать, так как сержанта обвинили в плагиате. Да и хватит, вон сколько их уже увековечено на картинах.

Плагиат не плагиат, но Хемми вздрогнул от неожиданности, увидев на стене в спальне картину, на которой узнал себя. Ропе утверждал, что это подражание художнику Эдуарду Мане «Завтрак на траве» (1863 год). На картине была изображена группа людей, отдыхающих в парке. На переднем плане – обнаженная женщина, очень похожая на Миллу, рядом с ней – Лильероз, напротив – Хемми, словно объясняющий что-то, вытянув руку, а чуть дальше – Мимми Лильероз наклонилась, купаясь в ручье. Картина была целый метр в высоту и полтора в ширину. Ропе признался, что оригинал еще больше – два метра в высоту и три в ширину.

– Висит в Музее Орсе в Париже, – добавил он. Хемми картина понравилась, хотя Милла и была на ней несколько полнее, чем в жизни. А что, может, Лильероз и захочет ее купить, если предложить. А если Ропе подсуетится и продаст еще десяток сеновалов поклонникам творчества Онни Ойа, он сможет отправиться с невестой в Париж. Над двуспальной кроватью висело полотно с бережно выписанной маслом обнаженной моделью, изображающей любимую женщину художника. Работа была больше метра в высоту. Ропе сказал, что на этот портрет его вдохновила скульптура Венеры Медицейской времен Праксителя (200 до н. э.) из галереи Уффици в Венеции. На картине спокойная и величавая обнаженная Лаура стыдливо прикрывала прелести, устремив задумчивый взор в глубь города Туйра.

– Я никому этот портрет не показываю, сразу меня узнают, – покраснела Лаура. Мужчины уехали развозить вещи, а Хемми всю дорогу думал и только теперь понял настоящую причину конфликта между Ропе и Солехмайненом. Недалекий сержант высмеивал Рюнанена за его увлечение. Оскорбленная честь художника страдала от насмешек черни.

– Знаешь, этот Солехмайнен – дурак, ничего не смыслит в настоящем искусстве, – сказал Хемми. Капитан корабля и пилот самолета имеет исключительное право венчать пассажиров судна, поэтому церемонию решили доверить Скутари Ёрвести. Но, так как он говорил только по-турецки, ему пришлось выучить речь священника по-фински и по-английски. После многочисленных репетиций, как в театре перед премьерой, Скутари уже произносил молебен лучше местного попа и бургомистра волости, которые многократно венчал пары.

Генеральная репетиция проходила в гондоле дирижабля, невесты облачились в свадебные платья, даже Хемми и Ропе пришлось надеть черные костюмы и галстуки, чтобы все было по правилам. Свидетелями были Мимми и Ларс Лильероз. В заключение участники церемонии расписались в книге бракосочетаний.

Тут Милла вдруг поняла, что репетиция по ошибке оказалась настоящим бракосочетанием. Скутари, как полагается, в очередной раз официальным тоном прочитал свадебную речь, пары расписались, свидетели присутствовали, женихи и невесты сказали свои слова.

– Боже мой, мы нечаянно поженились! – переживала Милла, она-то как судья понимала, что произошло.