Следующим утром они пришли уже вдвоем. Катерина, как только услыхала рассказ Антона о больном мальчике, так сразу же выразила желание навестить его. «Да пусть там хоть дождь со снегом идет», – категорично заявила она, когда Антон стал ее убеждать, что погода на улице была совсем уже скверная и, пожалуй, даже еще хуже чем вчера. Но Катя одела на себя все, что только смогла найти в чемодане, и, невзирая на действительно холодный дождь и пронизывающий ветер, вышла из дому. Хмурый сторож привычно встретил их у ворот клиники. Правда, когда они прошли по гравийной дорожке вглубь двора, отчего-то нарушил свое извечное молчание и, пусть и с опозданием, но проговорил со странным уэльским акцентом: «Проходите пожалуйста». В холле клиники их поприветствовала все та же маленькая медсестра, которая дежурила здесь накануне. Однако сейчас она напротив отчего-то все время молчала и только с усердием старалась помочь столь неожиданно ранним и, похоже, весьма желанным посетителям.
Когда же они прошли непосредственно в саму палату, Катерина со смесью удивления и укоризны посмотрела на Антона. «И это твой больной?» – спросила она его по-русски. Однако Антон и сам все прекрасно видел. Что его пациент был теперь уже и не пациент вовсе, а вполне нормальный, здоровый ребенок, хотя все еще и очень слабый. Он стоял возле окна, сам без посторонней помощи и даже без смирительной рубашки. Поскольку персонал клиники, после того как одна из медсестер этим утром обнаружила Джона совершенно здоровым, тут же собрался в его палате и просто-таки потребовал от санитаров снять с него эту рубашку. «Это просто чудо, – шептали люди, – чудо из чудес”. И еще: “Такого не бывает». После чего все довольно спешно покинули палату мальчика, но при любой возможности всякий раз в нее заглядывали через маленькое стеклянное окошко двери.
– Здравствуй Джон, – поприветствовал ребенка Антон, – как ты себя чувствуешь?
– Небо серое, – едва слышно ответил ему мальчик, все еще неотрывно глядя в окно, – а облака белые, но с темным неровным отливом.
– Это обычная погода для этих мест, – сказал Антон, – по-крайней мере в это время года. Но как ты сам-то сейчас, ничего не болит?
– У меня ничего не болит с той ночи, когда я впервые увидел во сне девочку, – теперь уже повернувшись к гостям, ответил Джон. – Она помогла мне тогда. А теперь я уже совершенно поправился. И мне сказали, что вчера днем ко мне тоже кто-то приходил… это были не вы?
– Да, это я сюда приходил, – ответил Антон спокойно. – И очень хорошо, что тебе сейчас намного лучше. Но скажи мне, пожалуйста, может у тебя есть какие-нибудь пожелания?
– На улицу, – коротко ответил мальчик.
На это Антон тут же вышел в коридор, где и столкнулся едва ли не с половиной всего персонала клиники. Там он сказал людям, что ребенок хочет погулять и спросил разрешения. А те, – ну они просто не могли отказать ему в подобной просьбе, поскольку и сами были сильно взволнованы и очень переживали по поводу всего случившегося. И вот так они вместе, – Антон с одной стороны, а Катя с другой, водили Джона по двору клиники. Сам-то он ходил еще с большим трудом, поскольку мышцы его от долгого нахождения на одном месте без движения, почти атрофировались. Наконец они вернулись назад. В холле их встретил на этот раз уже сам главный врач больницы и поинтересовался, может ли он им хоть чем-то помочь. Антон спросил его о родственниках несчастного ребенка. А тот ответил, что родственников у Джона не было никаких, и что они с Катей были первыми посетителями, которые к нему пришли за все то время, что он находился в больнице. Наконец они провели мальчика назад в палату, где Антон попросил всех оставить его с ребенком наедине, после чего еще примерно с час беседовал с ним. Наконец он вышел.
– Все Катюш, – произнес он с явным облегчением, – можем ехать. С парнишкой, – он указал на дверь палаты, – все в порядке.
После чего попрощался с теперь уже совершенно оторопевшим персоналом больницы, и попросил их получше следить и ухаживать за ребенком.
Потом они ездили в Париж на какую-то научную конференцию, в Нью Йорк еще летали. Были в Мюнхене и в Риме, откуда Антон почти сразу же улизнул и отправился на скоростном поезде в Неаполь. Ведь он, на самом деле, совсем не забыл того обещания, которое дал белому призраку в пещере под кладбищем. В Неаполе же он накупил себе цветов и отправился в городские катакомбы. Там он долго бродил по тускло освещенным проходам и закоулкам, глядя на места тайных поклонений и молитв, а так же на запыленные склепы древних христиан. Причем, пару раз ему показалось даже, что он кого-то там видел, будто некую серую тень вдалеке, на один лишь миг возникшую и тут же бесследно пропавшую. Он даже негромко крикнул однажды: «Коррадо, это ты?» Но не услышал никакого ответа. Так он и оставил там свои цветы у одного из саркофагов, и фактически ни с чем вернулся вечером того же дня к своей Кате в Рим.