— Дело молодое, — быстро согласилась хозяйка.
— А не боитесь, что постояльцы вас обворуют? — поинтересовался слегка смущенный Синяков.
— Бог с вами! — хозяйка замахала на него руками. — Не было еще такого случая. Я ведь всех подряд не пускаю. В людях, чай, разбираюсь. Двадцатый год уборщицей в морге служу… Да и нечего здесь воровать, окромя койки да пустого шифоньера.
Уходя, она окинула Синякова странным взглядом, не то скептическим, не то сочувствующим, пожелала гостям удачи и не забыла напомнить, что за чересчур испачканные простыни взимается дополнительная мзда.
Спустя несколько минут они убедились, что, кроме указанных хозяйкой предметов меблировки, комплекта далеко не нового постельного белья и рулона туалетной бумаги, из квартиры действительно красть нечего. Даже занавески на окнах отсутствовали, а электрическая лампочка имелась всего одна — в ночнике.
Оба они так притомились, что не евши, не пивши сразу завалились на боковую. Дашка, дорвавшаяся до более или менее приличной постели, естественно, сразу разоблачилась донага.
Лежать в обнимку с абсолютно голой девчонкой, пусть и худой, как щепка, пусть и не вызывавшей у него никаких других чувств, кроме дружеской приязни, было для Синякова не таким уж и легким испытанием. Кроме того, Дашке захотелось, чтобы перед сном он почесал ей спинку, а потом и все остальное.
— Но только посмейте какую-нибудь гадость себе позволить! — не преминула напомнить она.
— Кричать будешь? Соседей позовешь? — поинтересовался Синяков.
— Прокляну… — сонно пробормотала она и тут же отключилась, разомлев от тепла и невинных ласк.
А у Синякова не шел из головы Димка. Где он сейчас? И что делает, о чем думает, чем питается? Так с мыслями о сыне он и задремал…
…Проснулись они одновременно и уже в сумерках. Дашка по привычке стала ластиться к нему, но не как к мужчине, конечно, а как к подружке или, в крайнем случае, к старшему брату. На беду, Синякову перед самым пробуждением приснилось что-то эротическое, и как он ни отодвигался от Дашки, та вскоре напоролась своим нежным пупком на нечто такое, к братским ласкам отнюдь не располагающее.
Пронзительно взвизгнув, девчонка вылетела из постели и, за неимением другой мебели, взгромоздилась на подоконник, сразу став похожей на испуганную обезьянку.
— За что ты так мужчин ненавидишь? — хмуро поинтересовался Синяков.
— Я мужчин люблю, — ответила Дашка. — Я кобелей ненавижу.
— Ну тогда посиди на окне. С улицы тебя, наверное, хорошо видно. А я пока еще посплю. — Синяков отвернулся к стенке.
Дашка на своем насесте выдержала недолго. Замерзнув и расчихавшись, она вернулась в постель, привалилась к спине Синякова и стала тихонько дуть ему в ухо.
— Чего тебе? — недовольно буркнул он.
— Скучно.
— Тогда спой что-нибудь. Или спляши, — посоветовал Синяков. — К сожалению, ничего другого предложить не могу.
— Можете, — дурачась, она опять начала тормошить его. — Давайте снова туда прогуляемся.
— Куда — туда? — Глубокий и долгий сон все еще не выпускал Синякова из своих объятий.
— В иной мир. Мне там понравилось…
—А мне нет.
— Ну пожалуйста, — стала канючить она, — я же здесь от безделья одурею.
— Завтра утром у меня назначена встреча с твоим братцем. Я очень на нее надеюсь и поэтому не собираюсь рисковать.
— Послушайте меня. — Дашка стала водить холодным пальцем по его позвоночнику. — Может, Дарий что-то и разузнает. А как проверить, насколько его слова соответствуют действительности? Вот как раз этим мы попутно и займемся.
— Что-то я не совсем тебя понимаю.
— Сейчас объясню… А у вас вся .спина— гусиной кожей покрылась! Вот умора!
— Ты же холодная, как ледышка… Говори, не отвлекайся.
— Как вы представляете грань между этим миром и тем? — Большим пальцем правой руки она сделала жест, в Древнем Риме обозначавший смертный приговор.
— Никак, — честно признался Синяков. — Я вообще не уверен, что тот мир действительно существует. А что, если это всего лишь особая форма иллюзии, доступная только таким выродкам, как ты да я?
— Но ведь мы и так по уши в иллюзиях. Для чего мы любим? Для чего водку пьем? Курим? Да ради иллюзии… Но не в этом дело. Вот что мне недавно пришло в голову. Обычно между разными мирами существует четкая грань. Например, мир суши и мир моря. Рыбы живут в воде, звери на земле. Однако существует и что-то среднее. Болота, плавни, заливные луга… В болоте могут жить и рыбы, и звери. Я имею в виду бобров, ондатр, водяных крыс…
— Я понял, что ты хочешь сказать, — перебил ее Синяков. — По-твоему, между нашим миром и так называемой преисподней существует переходная зона, в которой с одинаковым успехом могут существовать и люди, и духи?
— Примерно… Но это еще не все. Есть такие твари, которые приспособились к жизни в обеих средах. Каких…
— Земноводные, — подсказал Синяков.