Синяков знал немало приемов, проводящихся на кисть руки либо на пальцы, но в их короткой вялой борьбе верх одержал привратник, и причина тут крылась не в силе беса, а в слабости человека.
Синяков, еще минуту назад вполне здоровый и энергичный, вдруг почувствовал расслабляющую дурноту, словно не пива перед этим выпил, а какого-то парализующего зелья. Не было сил ни шевельнуться, ни даже открыть рот.
— Вот это, оказывается, что такое! — Привратник со всех сторон рассматривал изъятую у Синякова иголку. — Вещь, конечно, завидная, да только здесь от нее никакого проку нет. Она в мире людей делалась и только там силу имеет.
Эта печальная весть еще не дошла до сознания Синякова (в данный момент сильно затуманенного), а привратник уже вложил иголку обратно в его беспомощную ладонь:
— Забирай назад, нам чужого не надо. — При этом он, словно невзначай, полоснул своим когтем, острым, как бритвенное лезвие, по запястью Синякова.
Кровь потекла тоненькой, неверной, болезненной струйкой, словно моча при аденоме простаты, и привратник ловко подставил под нее пустую кружку.
— Ты пальцами, пальцами шевели! — говорил он, низко склонившись над Синяковым. — И, главное, ничего не бойся. Подохнуть мы тебе не дадим. Вы ведь своих дойных коров тоже не режете.
«Вот это называется влип, — мысли в голове Синякова ворочались туго, словно шестеренки в изрядно заржавевшем механизме, — засунут меня сейчас в какой-нибудь чулан и постепенно выпьют всю кровь по капельке. Начхать бесам на это пиво. Им совсем другого напитка хочется…»
Не дождавшись, пока кружка наполнится до краев, привратник зажал рану пальцем и принялся шумно лакать кровь. Публика с нескрываемой завистью зашумела. Послышались реплики типа: «Куда тебе все одному, пиявка толстопузая!» и «Поделись, вахлак, с нами, а не то лопнешь!»
— Молчать, малахольные! — прикрикнул на них привратник. После выпитого глаза его сразу замаслились, а под носом нарисовались багровые усы. — Не про вас это угощение!
Затем случилось нечто такое, чего не ожидал никто из присутствующих, а уж привратник — тем более. Уходя, он, по-видимому, запер входную дверь на задвижку, потому что она вдруг с оглушительным грохотом слетела с петель. В пивную ворвалась весьма агрессивно настроенная толпа. Крайние столики были сметены в единый миг, а те, кто имел несчастье сидеть за ними, вдоволь отведали тумаков и затрещин.
Впрочем, побоище у дверей закончилось так же быстро, как и началось. Очистив подобающий плацдарм, вновь прибывшие почтительно расступились, пропуская вперед существо неопределенного пола, но невероятной телесной красоты. Это уж точно был бес — люди столь прекрасными просто не рождаются!
Шагая одновременно грациозно и мужественно, бес-красавец вышел на середину зала (всех, мимо кого он проследовал, неведомая сила отбросила прочь) и произнес звенящим от праведного гнева голосом:
— Что я вижу! В то время, как банды людей топчут ближайшие окрестности города, среди нас нашлись такие, кто честному служению предпочел бездумное веселье! Не разврат, не злые козни, не вредительство, что было бы объяснимо и даже простительно, а полнейшее безделье! Можно подумать, до вас не дошла весть об объявленной накануне немедленной и поголовной мобилизации!
Любители пива, уже приготовившиеся было к активной обороне, стали наперебой оправдываться.
Одни клялись, что заглянули в этот вертеп всего на минутку, чтобы в преддверии великой битвы выпить последнюю кружечку пива. Другие доказывали, что после сражений возле асфальтобетонного завода, у Каль-винского собора и на улице Клары Цеткин они признаны инвалидами. Третьи с пеной у рта утверждали, . что ни о какой мобилизации слыхом не слыхивали, поскольку накануне весь день спали, грезили, болели или вообще отсутствовали в городе.
Незваному гостю посмел возразить лишь привратник, которому кружка свежей человеческой крови добавила не только сил, но и самомнения.
— Ну и новость ты нам принес! Да о ней уже целый день судачит вся округа! И ради этого стоило ломать дверь и переворачивать столики? Мы вольные духи и останемся такими, даже превратившись в бесов! Никто не вправе .навязывать нам свою волю! Плевал я на вашу мобилизацию! Захочу — и не пойду!
— Если не хочешь идти, тогда полетишь, — хладнокровно возразил пришлый бес.
Повинуясь легкому взмаху его руки, огромная туша привратника оторвалась от пола, дважды плавно перевернулась в воздухе и медленно поплыла к зияющему провалу входных дверей.
Едва только это случилось, как Синякову немедленно вернулась способность распоряжаться собственным телом. Стараясь перекричать поднявшийся в пивной неимоверный гам (у привратника нашлись не только враги, но и сторонники), он обратился к Шишиге:
— Сматываемся отсюда! Тут где-то должен быть служебный выход!