Их брак длился уже сорок лет. И по всем меркам это был удачный союз, тем более в таком довольно странном понятии, как монархический брак. Эдвард происходил из старинной богатой семьи аристократов и во время службы на флоте удостоился наград. Он также подвергся модификации генной системы, что было благоприятным обстоятельством — при дворе предпочитали одинаковую продолжительность жизни у супругов, это помогало избежать некоторых осложнений. Их не принуждали вступать в брак, но Эдвард, безусловно, испытывал некоторое давление со стороны королевского семейства. Все старшие Салдана строго придерживались христианского принципа единобрачия, и вероятности развода для них не существовало. Аластер был главой церкви Кулу, защитником веры всего королевства. И члены его семьи не нарушали заповедей, по крайней мере публично.
Тем не менее Кирстен и Эдвард ощущали по отношению друг к другу взаимное уважение, доверие и даже нежность. Возможно, в самом начале, сорок лет назад, была и любовь. Но и того, что осталось, хватит, чтобы провести следующее столетие без горечи сожалений. А это уже немало. Стоило ей подумать о женитьбе ее брата Клауда…
— Мамочка опять задумалась, — громко объявила Эммелина.
Кирстен улыбнулась.
— Вот думаю, что с вами делать.
— А что? — пискнула Эммелина.
— Зависит от того, насколько вы напроказничали.
— Мы не проказничали! Спроси у няни, я хорошо себя вела. Весь день.
— Она вчера стащила купальное полотенце у Рози Олдамер, — сказала Зандра.
Эммелина захихикала.
— Ты же обещала не говорить.
— Это было так смешно. Мисс Эстри пришлось одолжить Рози полотенце, а самой дрожать от холода.
— Она вся посинела, — с гордостью добавила Эммелина.
— А кто такой Латон? — спросила Зандра.
— Очень плохой человек, — ответил ей Эдвард.
— Он на Омбее?
— Нет, — успокоила ее Кирстен. — А теперь поешь рисовых хлопьев.
Нейронаноники подали ей неслышный сигнал, что сразу навело на мысли о плохих новостях — шталмейстер ни за что не позволил бы себе побеспокоить ее во время завтрака, если бы известие не было серьезным. Кирстен подключилась к базе данных Совета обороны и безопасности.
— Опять неприятности, — с сожалением вздохнула она.
Эдвард поднял голову.
— Я помогу детям подготовиться к занятиям в дневном клубе, — предложил он.
— Спасибо.
«Все-таки он очень хороший муж».
Она прошла через жилые апартаменты и оказалась в широком, отделанном мрамором коридоре, ведущем в секретариат кабинета министров. Спешившие к своим рабочим местам служащие провожали княгиню, по-прежнему одетую в серо-голубой халат, поклонами и изумленными взглядами.
Официальная приемная помещалась в десятиугольном зале со сводчатым потолком и литыми канделябрами. Низкое солнце, проникающее сквозь опоясывающие зал лазурные окна, заливало помещение светом до середины стен. Полированная облицовка колонн из золота и платины ярко блестела в утренних лучах. Голограммы, изображающие на стенах величественные картины звездного неба, чередовались с полотнами, написанными маслом. Здесь не было современных работ, отражающих чьи-то сны или настроения; Салдана всегда отдавали предпочтение вечному великолепию антикварной живописи.
В центре зала, на паркете из черного ташкового дерева, ее ожидали три человека. Их возглавлял Сильвестр Джерей, ее шталмейстер, тридцатишестилетний капитан в форме королевского флота Кулу. Она всегда считала его неисправимым формалистом, но после того, как он вступил в эту должность через три месяца после ее коронации, молодой человек не допустил ни одного неверного шага.
Двое остальных, в гражданской одежде, имели не столь привлекательный вид. Роше Скарк, директор отдела Агентства внешней безопасности Кулу на Омбее, вежливо улыбнулся и склонил голову, приветствуя княгиню. Несмотря на генную модификацию, к своим восьмидесяти годам он сильно располнел и был сантиметров на двадцать ниже Кирстен. Он находился на своем посту уже тринадцать лет и защищал вверенный ему сектор от реальных и вероятных угроз с присущим ему прагматизмом, оказывая разумное давление на нужных людей. Иностранные правительства могли бесконечно ворчать по поводу вмешательства АВБ в их внутреннюю политику, но ни разу не сумели этого доказать. Роше Скарк никогда не допускал грубых ошибок, которые могли бы привести к дипломатическим осложнениям.