— Врёшь ты, братец, ни в космос бы ты не полетел, ни тонувшего бы, ни горевшего бы не спас.
— Потому что я не хочу?.. — начал было спрашивать Юра.
— Потому что ты трус, — перебил инспектор.
— …подставлять свою шею под его ладонь-секиру? Двадцатый век — дураков нет.
— Пусть другие подставляют?
— Кому деньги за это платят, тот пусть и подставляет.
— Эх, был бы тут чайник…
— Зачем… чайник?
— Чаю бы с тобой попил.
Неожиданно для парня Леденцов тут же, посреди оживлённой панели и посреди их разговора, сделал пять скорых приседаний.
— Зачем приседаешь? — спросил опешивший Юра.
— Чтобы не пить с тобой чай.
— Как… это?
— Тебя вызовут к следователю.
Леденцов сильно повернулся и зашагал, стараясь каблуками проломить асфальт. Он понял, что над волей ему работать ещё и работать.
Душа заныла ещё сильней. Чьи это слова про душу? Мамины. Он всегда подшучивал — неплотская душа не может ныть. А вот заныла и у него.
19
Сосик лёг в прогалинку меж парнем в шёлковой рубахе и Викой. Теперь его и Петельникова разделяла только «школьница». Дарья взметнула своё грузное тело с лёгкостью балерины и поставила перед новым гостем хрустальный бокал, налитый коньяком. Но Сосик лишь глянул на него — из кармана лайковой куртки вытащил тёмную бутылку «Наполеона», легко открыл её, сделал заправский глоток и протянул Вике:
— Пей и пусти по кругу.
Вика, «школьница» с косичками, которая весь вечер смаковала пепси-колу, послушно приложилась к горлышку и протянула инспектору. Он глотнул — его брезгливость выразилась в том, что нестерпимо потянуло к простой еде: хлебу, кислой капусте, чаю… Бутылка пошла дальше. Пили все.
Лиловокисейная замешкалась.
— Что? — спросил Сосик своим прерывистым голосом.
— Булькает, — жеманно объяснила она.
— Пей, не захлебнёшься!
Лиловокисейная булькнула.
Инспектор вспомнил, что этот Сосик ходит с белым чемоданчиком-«дипломатом».
Бутылка дошла до паренька в очках, который тихонько сидел в какой-то неудобной, паучьей позе. Он передал бутылку, не приложившись.
— Не будь козлом, — посоветовал Сосик.
— Я вообще не пью, — отозвался паренёк.
— Он не пьёт, — подтвердила Дарья.
— Тогда что он тут делает? — удивился Сосик.
— И верно, — удивился в свою очередь парнишка, облегчённо расставаясь с паучьей позой.
Он ушёл тихо, не попрощавшись.
— Одной бабой стало меньше, — бросил Сосик.
Петельникову тоже захотелось сказать «и верно», встать на задние конечности, как положено человеку, и выйти вслед за очкастым. Но он был на работе, поэтому просматривал комнату, водя взглядом вдоль стен. Чемоданчик мог стоять где-нибудь в тенёчке. Чемоданчик не стоял.
Ополовиненная бутылка «Наполеона» замкнула круг и вернулась к Сосику. Он взболтнул её, определяя остаток, запрокинул и долго глотал в ждущей тишине, пока всё не выпил. Когда он отёр губы, гости крикнули «Ура!» и грянула музыка — мендельсоновский свадебный марш. Тут же в углу белым светом зажёгся крупный металлический крест. В другом углу огненный блик осветил тёмную икону с поникшей богородицей. А в центре стены, на телевизоре забелел череп с горящими глазницами… Гости ещё раз крикнули «Ура!».
Инспектор думал: никогда не расстаётся с белым чемоданчиком… Мода, привычка? Или носит в нём лихие деньги, оружие, драгоценности? Никогда не расстаётся, а сегодня расстался?
— Порванные колготки лучше всего штопать своими волосами, — сообщила подкравшаяся лиловокисейная.
Инспектор хотел расспросить о деталях штопки, но Сосик придвинулся к нему как-то сквозь Вику, словно её и не было. Свет от ближайшей свечки пал на него широко — кафельное лицо, короткий нос, тёмные очки, чёрные волосы и тонкие губы, беспрерывно и незаметно дрожащие от лишь им ведомого холода.
— Ты — кто? — спросил Сосик, прошивая его тёмным блеском стёкол.
— Инспектор уголовного розыска, — пошутил Петельников.
Кто-то засмеялся. Сильнее дрогнули губы у Сосика.
— Он изобретатель, — вмешалась лиловокисейная.
— Это Катин, — объяснила Дарья.
— А где её муж? — усмехнулся Сосик.
Катя, которая обычно бывала вся в движении, лежала на животе и, подперев руками голову, уныло разглядывала надкушенный бутерброд. Встрепенувшись, она кокетливо спросила:
— А с другом нельзя?
— Тогда — целуйтесь! — приказал Сосик.
— Зачем? — испугалась Катя.
— Для доказательства.
— Целуйтесь! — закричал уже опьяневший парень в шёлковой рубахе.
Катя испуганно села. Инспектор не стал ждать, опасаясь за её нервы, — подсеменил на четвереньках и чмокнул в приоткрытые губы.
— Не такой уж я противный, — успел он пошутить.
Гости пьяно захлопали.
Чему учат работников милиции в специальных школах? Всему. Но всему не научишь. Например, не учат пить «из горла» коньяк «Наполеон» после преступника. Не учат целовать нелюбимую женщину.
Увидев, что к нему, чуть не вылезая из собственной кисеи, крадётся лиловокисейная, Петельников решил выйти из комнаты — ноги жаждали прямоты.
Воздух в передней оказался свежим, без алкоголя и свечного дыма. А в кухне стояла светлынь, потому что за незанавешенным окном плыла белая ночь.