Дискотека. Книга 1 [СИ]

Медленно легла, снова натягивая одеяло. Ага… и она дальше думала бы, как раньше, о нем, будто он камушек в ботинке. И надо выкинуть, чтоб не мешался. Выкинуть и забыть, пойти себе дальше, удобно ступая.

У нее вдруг устало все. Голова, плечи, руки, лежащие поверх одеяла, и ноги в вельветовых джинсах. Глаза, уставленные снова в потолок. Уши, от далекого праздничного шума и от тишины внутри комнаты, подчеркнутой позвякиванием шкафчика. И от этой усталости она заснула, успев увидеть, как в окно протекает первый утренний свет, серенький и неверный.

Из мутного сна ее выдернули резкие дневные звуки.

— Ой, — сказал кто-то за вторыми дверями, и под холодное металлическое звяканье, засмеялся, повторяя, — ой-ой-ой…

— Не ври, — ответил сильный женский голос, — все, держи ватку. И брысь.

Ленка открыла глаза. Из другой двери вышла девочка с согнутым локтем в закатанном рукаве рубашки. Любопытно посмотрела и пробежала к выходу. Шкаф послушно зазвякал.

— Ну, герой, — сказал тот же голос, под быстрые шаги, — так, угу. Гуляй. Таблетки не забудь, на столе. Да чего шепчешь, все равно пора ей вставать.

Ленка резко села, опуская ноги на пол. Голос Валика отвечал что-то негромкое, но весело. Завозились там и он засмеялся.

Ленка прислушалась к себе, с тоской ожидая возвращения ночных мыслей. Но вместо них пришла утренняя, трезвая и уверенная. Господи, Малая, ну ты накрутила сложняков. Пацан он, совсем пацан. Конечно, нравишься, девка ты видная. Немножко влюблен, как бывает с мальчиками. И сама ты. Ну, немножко влюбилась, как бывает с девочками. Новый год, море, луна, романтика. Все так мило. Вот и дальше…

В двери показалось сначала плечо, потом локоть, тоже с закатанным рукавом. И кланяясь, Панч спиной вперед оказался рядом с Ленкиной кушеткой.

— Я не сплю, — она засмеялась, подбирая руками спутанные волосы.

— Ура, — ответил Валик и заорал так, что она вздрогнула и расхохоталась.

— Спасибо, прекрасная Ларисыванна! Счастья вам и хорошего нового года!

— Иди уже! — отозвалась невидимая Ларисыванна, а под ее руками уже кто-то еще говорил «ой» и виновато шипел.

Панч уселся рядом на кушетку, убрал со сгиба локтя ватный комочек и раскатал рукав.

— С Новым годом, Лен. Прикинь, там дождь прошел. Кончился уже. Я сидел смотрел, там капли, и солнце. А ты тут спишь, как золушка. Нет, как спящая красавица. Я думал, проспишь завтрак. И тогда я тебе принесу, пюре там картофельное…

— В кульке, — подсказала Ленка, складывая одеяло.

Панч засмеялся, так легко, что у нее совсем отлегло от сердца. И в самом деле, развела тут трагедий. А впереди у них — целых полтора дня вместе, а потом она переселится в «Алые паруса», и будет оттуда сбегать, к Валику, потому что обворожительная Вероника отмазала ее от всяких сборов отряда, собраний и тренировок.

— Давай сегодня на Хамелеон, — предложила, радуясь, что легла спать одетая и можно сразу встать, расчесаться и быстренько сбегать в туалет.

— Да. После завтрака. Сегодня картошка и котлеты. А еще будет торт, теть Машин.

Слушая и кивая, Ленка взяла косметичку, щетку и полотенце со спинки кровати.

— Я в сортир. Тут будешь?

— Ага. Я подожду.

Валик сел удобнее, вытягивая длинные ноги. Улыбнулся ей. И Ленка с готовностью беспомощно улыбнулась в ответ, отворачиваясь и кусая губы. Да что за ерунда на постном масле. Вот так и жить бы — пусть он все время рядом. И пусть всегда-всегда так улыбается.

Она что-то хотела сказать в дверях, бодрое и смешное, пошутить, как он. Но ушла молча, потому что его лицо изменилось. Когда сел, думая, она уже не смотрит.

Шла по солнечному коридору, в окна сверкали мокрые утренние деревья, и из столовой звенела посуда, шумели голоса, и вкусно пахло котлетами. А на кушетке сидел мальчик с серьезным, почти трагическим лицом, наверное, у нее самой было такое же, этой дурацкой ночью.

Умываясь в белом кафельном туалете, Ленка перед зеркалом улыбнулась себе, будто отражение — Валик Панч, подмигнула и отрепетировала несколько хулиганских выражений. Гоня от себя мысль, что он точно так же притворяется, когда говорит, с ней.

И вдруг, поверх всех ночных обрывков, поверх утренних мыслей и сейчасных догадок пришла, как прыгнула с потолка, одна — совершенно черная. А вдруг он умрет?

Ленка стояла, держась мокрыми пальцами за толстую закраину раковины.

Мысль была тяжелой и спрессованной, будто она тугой ком черной ваты, надорви и пойдет распухать кучей душных волокон. Про его мать, которая думает так постоянно. Про то, что прочее — мелочи, по сравнению. А еще, что он так живет. Все время.

А еще, это же значит, что его не будет? Вообще?

Ей стало вдруг совсем нехорошо. Пальцы соскальзывали, и она опустила руки, вытирая их о мягкий вельветовый рубчик. Оглянулась, прикидывая, успеет ли добежать к унитазу, так затошнило и подкатило к самому горлу. Но в двери влетели сразу три девочки, совсем небольшие и сразу вокруг стало шумно, смешливо и с кафельным эхом.