Дискотека. Книга 1 [СИ]

Ленка доела печенье, запивая теплым молоком, умылась в ванной, и ушла к себе, в комнату, где, с тех пор как уехала старшая сестра, к тетке в город Иваново, чтоб там учиться, она обитала одна.

В кухне остался папа, глянул поверх раскинутой газеты, кивнул на дочкино «спокнок» и зашуршал страницами. Когда Ленка закрывала дверь, из спальни вышла мама и стала строгим голосом отцу что-то говорить.

— Сергей, ну ты же отец, в конце-концов, скажи ты ей. Сергей!

Ленка вспомнила вопли Викочкиной матери, про «Витя, скажи ей!», вздохнула и закрыла дверь плотно. Чтоб не слушать. Папа протестующе кашлял в ответ на мамины уговоры и, конечно, знала Ленка, газету не бросит, не встанет и не пойдет, чтоб сказать ей… Наверное, если бы встал и пошел, то Алла Дмитриевна первая бы удивилась и дальше не знала бы, что и делать.

Ленка в темноте прошла к окну, задернула шторы. Потом пролезла под плотную ткань и встала, трогая рукой ледяную батарею. Зябко отодвинулась подальше и положила ладони на стекло. Спиной все равно слышно, как мама там… она подумала, подбирая слово, и усмехнулась, митингует, ага. Потому что папе через неделю в рейс, они с командой сначала едут в Симферополь, а оттуда полетят самолетом в Москву, а уже оттуда в далекий Лас-Пальмас, сменять экипаж на научно-исследовательском судне, где папа третий помощник капитана. А мама едет в Симферополь с ним, и после остается в командировке, в областном архиве. И сейчас хочет в запас навоспитывать Ленку, на полгода папиного отсутствия.

Ленка потопталась старыми шлепанцами и прислонила к стеклу ухо. Ветер гонял по черному двору, и стекло еле слышно звенело, тоненько, как невидимый комар. А если отойти к самому краю окна…

Она отошла и вытянула шею, засматривая за черные силуэты деревьев, машущие ветками. В соседней пятиэтажке на четвертом этаже наискосок горело окно с темной синей шторой. Там рядом были еще всякие, но синюю Ленка знала. Это в Пашкиной комнате штора. Еле видна отсюда.

Она протянула руку и приоткрыла форточку. Встала на цыпочки, прислушиваясь. Так и есть, Пашка крутит музыку. Орет она у него так, что слышно через двор.

— Лена, — с упреком сказала за дверью мама, — ты что там, окно открываешь? Сквозняк такой.

Ленка хлопнула форточкой и громко села на старый диван. Тот прозвенел свою музыку, стеная пружинами. Мама еще постояла и ушла, вполголоса что-то рассказывая отцу.

А Ленка сняла халат и носки, подумала, надела другие — потолще. И погасив свет, легла, укутываясь в одеяло, так, чтобы торчала одна макушка и нос.

Ужасно. Просто ужасно хочется влюбиться. И как-то вот… никак…

Она повертелась, вздыхая. Вывернулась из одеяла и, пробежав к окну, отодвинула штору, чтоб были видны ветки и тусклый фонарь. И квадратики окон соседнего дома. Успокоенная, снова легла, перетащив подушку на другую сторону дивана. стала сонно смотреть на черное, желтенькое, квадратное и вспышками. И ветки — носятся туда-сюда.

Наверное, это здорово, влюбиться, как Рыбка. Чтоб ничего не видеть, кроме своего ромео. Ганя конечно, ромео еще тот, но наверное, какая разница. Зато, когда он приглашает Рыбку потанцевать, ей такое счастье, о котором Ленка и не понимает даже — как это. Наверное, это как летать в облаках, где звезды и солнце одновременно. И еще — радуга. Может быть даже и лучше, что Ганя не сильно большой красавец, потому что сразу и ясно Рыбке: ее счастье, оно от любви. А не кайф посмотреть, какое лицо и какие глаза. Ну, плечи еще там. И всякое. Вот, как например, Кострома…

У Костромы было имя, конечно же. Звали его Вася, и Ленку это просто убивало. Вася… Еще бы — Федя. Нет, ну посмотреть на тех родителей, что в роддоме бедному мелкому — а ты у нас будешь Васечка!

Так она возмущалась, и Рыбка скорбно кивала в ответ. Соглашалась.

Из-за имени Вася Костромин стал на Острове Костромой, и не девочки это придумали, а уже у него эта кликуха была. И был Кострома жутко красив, в своих маленьких плавках и летчиковских очках-каплях. За очками было не видно, что у него маленькие глаза с выгоревшими ресницами и курносый, сильно облупленный нос. А вот все остальное, это — да-а-а. Росту в Костроме было два метра без двух сантиметров, и когда они в первый раз попытались поцеловаться, Ленка ойкнула, наступив на большую босую ногу, и чуть не упала. Сказала деловито:

— Тебе нужны высокие девочки, а то им с кем ходить. А нам, мелким, видишь, можно с любыми.

Кострома ухмыльнулся, неловко пожимая широченными плечами:

— А мне высокие не нравятся. Я люблю вот таких. Маленьких… Ленок.

И замолчал выжидательно.