Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Ну можно же что-то сделать! К врачу пойти. Или, ну я не знаю! Скажи ему, что уходишь! Разведитесь, черт! Разве это жизнь?

— Как разведитесь? — испугалась Алла Дмитриевна, — а кто же будет вас кормить?

Ленка застыла, и после паузы горько рассмеялась.

— Ах вот в чем дело. Деньги, да? Ты живешь с ним из-за денег только? Скажи мне. Да?

— Ты… ты с ума сошла? Ты в чем меня обвиняешь?

Они замолчали. Ленка тяжело дыша, ждала, стискивая полотенце, чтоб не тряслись руки. Ну, пусть она скажет, пусть. Про любовь. Или еще что. Про без отца…

— Эти сидят, скоро трое, а Георгий все не торопится работу искать. Ты со своими капризами, поступать не поеду, швея-самоучка. И вам отец плохой? Ты за квартиру будешь платить, да? А продукты на пятерых ты будешь покупать? Подаркам из рейса, небось, радуешься!

— А что мне, плеваться на них? Он вез. Старался.

Алла Дмитриевна победно подняла палец.

— Вот видишь! Я об этом и говорю.

— А я не об этом! Ты не понимаешь, что ли?

— Вырастешь, встанешь на ноги, замуж выйдешь. Дети… Тогда и учи жить, своего мужа. А я посмотрю. Взрослая жизнь, Лена, это тебе не школа с уроками. Взрослая жизнь это трудно и одни сплошные проблемы. Ты куриц положила в морозилку?

— А я хочу, чтоб радости. Были. Настоящие! Что?

— Мало ли, чего ты хочешь. Одну надо вынуть. На бульон. Ты куда?

Ленка, ничего не видя, выскочила из кухни и, хлопнув дверью в комнате, встала, прижимаясь спиной изнутри. Сто раз уже эти разговоры. И сто раз она обещала себе не дергаться, не принимать близко к сердцу. Потому что мама в них так же, как в скандалах с папой. Ей главное выдать свой номер, галочку поставить, и — до следующего раза. А Ленке всякий раз кажется, они вместе смогут что-то решить. Чтоб мама наконец перестала каждый день громко страдать, рассказывать о том, как ей тяжело, и о том, какая тяжкая и ужасная штука — жизнь. Прям, хоть удавись, она ведь уже почти началась у Ленки, через месяц аттестат и выпускной. И вперед, к проблемам и горестям.

Вечером, когда солнце, похожее на золотое пасхальное яйцо, висело над вершинами холмов за пустырем, Ленка пообщалась еще с одной мамой.

— А и не знаю, Лена, что и будет-то, что ж она, я говорю, разве же можно, Оля, а она молчит и молчит, с отцом вот орали друг другу, а я плакала…

Ленка незаметно вздохнула и, держа на лице внимательное сочувствие, переступила с ноги на ногу. Тетя Вера, моргая невидными ресницами, мяла в больших руках полотенце, то разворачивалось засаленным хвостом, и, подхватив, руки снова комкали его, отскребая с кромки что-то налипшее.

— Я ей говорю, Оля…

Ленка кашлянула, снова переступила с ноги на ногу, и, решаясь, прервала причитания.

— Тетя Вера, извините, так она где? За аттестатом приедет хоть? А экзамены? Она что, пойдет где-то снова в десятый класс?

— Господь с тобой! — испугалась тетя Вера, складывая полотенце квадратиком и прижимая к фартуку, тоже изрядно засаленному, — а посдает она, в Степном, там сестры училися, и она в первый да второй класс тама ходила. Директором наша кума, школа же маленькая, ну так документы вот позабирает, сказала — сама, мне велела не ходить. Там и посдаст, а то как же снова десятый, нет.

— Когда?

— А? — тетя Вера перестала моргать, нахмурила серые бровки на лбу с тонкими морщинами. Короткие вопросы выбивали ее из колеи.

— Теть Вера, мне пора уже, время, она когда за документами приедет?

— В понедельник, Леночка, и заночует. Велела, чтоб я никому. Но вы же всю дорогу вместе, так я… А может, ты ей скажешь, а? Чего коники выкидывает, а вдруг усе же не положено так? Это ж бумаги!

— Конечно, скажу. Спасибо, теть Вера.

Вниз Ленка летела, дробно перестукивая подошвами и на бегу еле касаясь пальцами деревянных перил. Было обидно, на этот раз по-настоящему. Оля велела никому не говорить о своем коротком визите. Значит, она придет в пустую школу, где, если нет консультаций и экзаменов, никто ее не увидит, побежит в учительскую, подпишет там всякое, и испарится, думая, что Ленка так ничего и не узнала. И еще интересно, сердито думала Ленка, выскакивая из темного подъезда в ленивый вечерний свет, такой густой, что кажется, нужно отводить его руками от лица, она не подумала, что Ленка волнуясь, все равно придет выяснять? Если не подумала, то, наверное, сама тоже не пришла бы? Допустим, сама Ленка взбесилась и свалила куда-то, внезапно. «В город Артем» подсказал ехидно внутренний голос. И что, Оля не пришла бы домой, требовать ответа у Аллы Дмитриевны, а просто жила бы дальше? Бы да бы. Если бы да кабы. Но все равно обидно, обижалась Ленка, подходя к «серединке», напрочь теперь закрытой старым абрикосом, зарослями бирючины и жасмина.

В желтом прекрасном свете, сочно рисующем яркие кусты сирени, раскидистые кроны серебристых тополей с ватными сережками, далеко впереди нарисовался силуэт Викочки, в неизменных джинсах и летней кофточке, просвеченной так, что были видны тонкие руки под пышными рукавчиками.

— О! — удивляясь, что не заметила подругу раньше, Ленка ускорила шаг, — Викуся! Подожди!