Дискотека. Книга 2 [СИ]

— В желтых которые? — уточнила Ленка, валясь на подругу, — а то тут некоторые зеленые, красивые такие…

— В зеленых можно как раз, — разрешил Санька и умчался в угол, где что-то быстро и испуганно заговорила Маргоша.

— Ну, — грозно сказала Ленка, попробовала сказать еще и засмеялась. Махнула рукой и сказала другое:

— О-ля. Я тебя люблю. Еще Вальку люблю, но он скотина. Так что ты у меня только вот. А ты любишь Ганю. Да? Своего коз…

— …ла, — подсказала Рыбка, составляя коленки и бережно раскладывая на них изумрудный блестящий подол, — люблю. Пошел он нахер. Знаешь, чего пришел? А-а-а-а, не знаешь. А я да. Уже да. Вот.

— И чего? — заинтересовалась Ленка, по-прежнему прижимаясь к Олиному боку и хватая ту за руку, — не уходи. Блин, щас отпущу и ты хоба, и свалишь да? Ты балда с ушами. А Семки? Она же совсем не Рыбка.

— Ты помолчишь?

— Я? — Ленка задумалась и кивнула.

— Спать хочет, — скорбно сказала Оля, — ну не сволочь?

Ленка подумала, не очень понимая, почему сволочь, а что спать — нельзя что ли хотеть.

— А-а-а! — с тобой да? Так и тыж. Хотела же! Блин вас не поймешь, то ты…

— Свадьба у него, в июле, — прервала ее Рыбка, — а он ко мне пришел, договариваться. Чтоб все равно спать. Чтоб я любовница.

Ленка не ответила, потому что задохнулась от возмущения. Хотела саркастически рассмеяться, но это было чересчур сложно, и она просто закачала головой, ударяясь ухом о рыбкино плечо.

— Блин, — сказал из угла Санька, — девки, тащите ведро.

— Саша, — сказала Маргоша высоким голосом, — о-о-о, Са-ша!

— Марго, подожди. Вон в углу!

Оля кинулась в угол, мелькая подолом, унесла страдающей Маргарите красное пластиковое ведро. И вернувшись, подняла Ленку с лавки.

— Пошли. А то еще выносить заставит.

— Чего это, — возмутилась было Ленка, и послушно повлеклась следом, смеясь на ходу.

Но в зале среди танцующих не забывала оглядываться, чтоб не напороться на Юру Боку.

Потом они выходили покурить и у Ленки снова закололо сердце, так было похоже на ту ночную школу: яркие окна с музыкой, белая стенка, отделенная черными деревьями от тротуара и дороги. Хмель выветрился. Вокруг колыхались темные ветки и когда в шуме за стенами наступала пауза, становились слышны летние сверчки. Ночные.

Вот лето, думала Ленка, держа горячий окурок так, чтоб искра не упала на подол, вот оно пришло, а мне кататься с Кингом и Димоном, и наверное кому-то это очень понравилось бы. На машине, куда захотели, туда поехали. А еще ресторанчики пару раз в неделю, и кофе попить в кафешках. И получается, Ленка в свои семнадцать уже спокойно листает меню, заказывает официантке, правда, девчонки хвастаются, что парни покупают им вещи, одежду, всякие подарки. Но у Кинга много женщин. Вряд ли он раскошелится, да и черт с ним. И вообще, начала думать — другое. Это вот: совсем пришло лето. И она думала, что будет лето Леты. Мечтала. Но получается, с Кингом не то лето. Похожее, но не то.

— Лен, — сказала Рыбка скованным голосом, — вон он идет. Я наверное, уйду. Не буду я до утра. Рассвет еще этот. Ничего, что я уйду?

Ленка ужасно обрадовалась тому, что Оля спрашивает ее. И с нежностью посмотрела на пятнистое от теней лицо подруги. У Рыбки темно-русые волосы были забраны в высокую ракушку, утыканную шпильками с гранеными головками, и от прически рассыпались во все стороны мелкие искры.

— Иди, Рыбочка. Только смотри, чтоб он тебя не обидел, хорошо? А то я скажу Кингу, и он его убьет.

— Ну тебя, Малая, — с облегчением огрызнулась Оля, нервно поправляя прическу узкой рукой.

— Должен же Кинг на что-то сгодиться? — оправдалась Ленка, — а вообще я тоже скоро убегу, он заедет, в… — она посмотрела на часики, перебирая пальцами по металлической браслетке, — а вот уже через полчаса должен быть. И отлично, а то я забодалась уже плясать. Ты мне позвонишь утром? Ну ладно, днем. Ты позвони.

— Стой уже, — ласково сказала Оля, — проветряйся, в смысле, проветривайся. Лен, ты скажешь нашим, что я ушла? Ну, чтоб не искали.

— Иди уже, — махнула рукой Ленка.

Она постояла еще немного, соображая, курить ли вторую сигарету, и понимая, что развезет ее, если выкурит. Возвращаться в большой зал, жаркий от почти двух сотен взрослых подвыпивших людей не хотелось, а вокруг тоже было непонятно — бегали среди деревьев тени, кто-то приглушенно смеялся, кто-то плакал, а кого-то тошнило. И вообще хотелось уже оказаться далеко, успеть ухватить кусочек этой ночи там, где она настоящая — с морской сонной водой и пением сверчков, вот там и можно было бы рассвет, но чтоб не замерзнуть утром, нужно лежать, обнявшись, и проснуться вместе, в тепле друг друга.

Кто-то рядом плачет, с досадой подумала Ленка, подняла руку, вытирая мокрую щеку, вот блин, это я реву, напилась, что ли. И — одна. На руке блеснули часы, она повернула запястье к свету, рассматривая плывущие цифры. И осторожно, чтоб не смазать тушь, кончиками пальцев вытерев мокрые веки, побрела в зал, предупреждать Олиных учителей, что выпускница Рыбаченко уехала домой. И своих, что выпускница Каткова тоже не останется на катер, а то еще решат, что утопла.