Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Иди уже. Корми своего кавалера. И на хозяйство я оставлю, десятку. Еще чего сказанула, питаться они собрались отдельно.

— Спасибо, мам.

Ленка деревянно встала, сжимая в руке бумажки. Как Панч орал ей тогда, чего молчала, сама все тащила? Почему не говоришь тем, кто тебя любит? Мама, конечно, тыщу раз ей потом вспомнит, эти деньги, когда будет нервно ходить, восклицать и прикладывать руку к сердцу. Но, может быть, и пусть? И это нужно перетерпеть, кивая? Ведь главное, она дала эти деньги, и еще главнее не деньги, а то, что она Ленку любит и заботится. Как умеет.

— Иди, Леночка. Ах, да. Можешь постелить парню в светкиной комнате, пока пустая. Так будет лучше. Ты чего улыбаешься?

— Мам, — сказала Ленка, становясь рядом и не решаясь обнять, в семье это не было принято, — постелю, да. А тебе обещаю, что ничего у нас с ним не будет, криминального. Тут вот точно — не будет.

И пока мать не успела придраться к уточнению, Ленка выскочила, неся в кулаке внезапные полсотни.

* * *

— О! — сказала Светища, с интересом разглядывая смущенное и от того слегка сердитое лицо Панча, который маячил за ленкиной спиной, в душном холле, уставленном старыми креслами и кушетками, — ага. Ну…

Оглядела сидящих с принесенными свертками и авоськами женщин, и решительно направилась к выходу, слегка переваливаясь и бережно неся большой живот.

В знакомых уже кустах сирени села на картонку, постеленную на бетонную плиту, похлопала рядом:

— Падайте, в теньке, а то сил нет, такая жарища. Мала-мала, ты мне компота принесла?

— Тебе нельзя, — Ленка вытащила из матерчатой сумки банку с плавающими в красной жидкости сливами, — мама сказала, тебе только ягоды можно, вот ложка, чтоб не было отеков.

— Дай, — Светища сколупнула полиэтиленовую крышку и запрокидывая голову, гулко выглотала сразу треть литровой банки. Вытерла рукой рот.

— Не боись, я теперь до ночи пить не буду, потерплю. Зато такой кайф. Давай свою ложку. Значит, вот ты какой, Валентин Панченко. Очень приятно. Будем знакомы, брат. Вот и получил ты сразу двух сестриц, а через две недели, ну почти три, получишь еще племяша. Или племяшку. Коляску возить умеешь? А пеленки стирать? А то у нас мужской силы нехватка, я вот теперича мать-одиночка. Не расцвел и отцвел, в утре пасмурных дней, так сказать.

— Петичка повозит, — улыбнулась Ленка, толкая ее плечом, — он как, приходил уже?

Светлана выплюнула в ладонь сливовую косточку и тут же полезла в банку ложкой, ловя еще ягоду.

— Приходил твой любимчик. На радостях нажрался так, что сперва серенаду пел, нянечка за ним с метлой гонялась, а после заснул, тут прям, в сирени. Девки вышли, закатили его подальше в кусты, на плите этой, чтоб в милицию не загремел, так и проспал до утра. Ты чего ржешь, Мала?

— Ой. Что-то я представила. Петька и вдруг поет.

— Лучше не представляй.

Светища огляделась, поманила Панча и ссыпала косточки ему в подставленные ладони:

— Там урна, выбрось, будь хорошим, а то мухи разведутся, а место наше, правильное.

Вместе с Ленкой смотрели вслед высокой фигуре.

— Красавчик, — задумчиво оценила Светища, — на мать, что ли, похож?

— Как на мать? — удивилась Ленка, — на отца. Смотри, волосы, брови, глаза тоже.

— Гм. Ну, может быть. Цветом, да. И как он вообще?

Повернулась в ответ на ленкино молчание. Та пожала плечами, опуская голову и внимательно рассматривая вытоптанную травку.

— О-о-о, — сказала Светища, — что-то я начинаю понимать…

— Ты сама вообще как? — перебила Ленка сестру, — и хватит уже, услышит.

Панч выбросил косточки, махнул им рукой и вдруг развернулся, исчез за углом здания. Ленка напряглась, беспокойно глядя вслед.

— О-о-о, — снова насмешливо сказала Светища. И тут же поморщилась, кладя руки под живот.

Ленка с тревогой смотрела на бледное лицо с большими темными глазами, и на сухие губы в трещинках.

— Светищ? А с тобой точно все хорошо?

И вдруг сестра сказала, будто сталкивая младшую сестру в пропасть:

— Да не очень, Лен. Доктор сказал, почки у меня. Того на этого. Ты не думай, я там не бухала, а вот студила да, часто, каюсь. Если бы знала, дурында, что так все повернется, надевала бы всякие теплые репетузы, а так — бегала в тонких колготках, куды там, Джина Лоллобриджида. Мама не знает, не хочу я ей говорить. И ты молчи.

Пропасть вокруг Ленки ширилась черными стенами, свистела острыми кусачими сквозняками. И полнилась страхом и испуганными мыслями. Что же будет? А вдруг. Вдруг что-то случится?

— Понимаешь, — задушевно сказала в ответ на мысли Светища, — если бы не рожать, то и норм, ну попила бы таблеток, долго, траву всякую. А так, встряска для организма, они тут консилиум вокруг меня собирали, решали, как быть, и не откажут ли почки. Но ты не бойся, все будет хорошо. У нас вся палата с болячками, да и норм, рожают девки, ну, а кто сейчас здоровый-то?

Из-за угла вышел Панч, улыбаясь, поднял в руках три порции мороженого — эскимо в светлых обертках.