Дискотека. Книга 2 [СИ]

Петичка кивнул, попрощался, докуривая сигарету, проследил, как двое спускаются, Ленка с ластами в руках и Панч с пузатой сумкой на плече. Уселся в машину, барабаня по гнутой пластмассе и мрачно разглядывая в зеркале глаза в красных прожилках. Вздохнул и поехал обратно.

Тропки разбегались пыльными змейками по рыжей траве, в которой мелькали белые бабочки. Та, по которой шли двое, вильнула, пряча себя в зарослях боярышника, что карабкался на серые скалы в желтых пятнах лишайника. Ленка прислушалась, отсюда уже были слышны детские крики и смех. Панч оглянулся на нее.

— Не волнуйся. Забыла, что я умею?

Ленка старательно улыбнулась в ответ, кивнула. Она помнила, конечно. Но одно дело Коктебель, где Валька излазил все окрестности, и был совсем уже свой человек. И вовсе другое — новые незнакомые ему места. А вдруг тут…

Но тропа внезапно разделилась, и узкая, почти невидная, повела их в обход скалы, поднимаясь по каменным уступам. Протиснулась между корявых валунов и снова побежала вниз, обводя собой отдельные камни и кривые деревца степной алычи.

— Вот, — сказал теперь уже Валик, спрыгивая на песок и подавая Ленке руку.

Она бросила ласты и прыгнула, оглядываясь.

Бухта была совсем крошечная, казалось, можно накрыть ее носовым платком. Но на пятне яркого крупного песка прекрасно расстелилось старое покрывало, а рядом нагнулась высокая скала, заботливо кладя на раскаленный свет пятно черной тени. Панч отошел, задирая голову к спуску.

— Отсюда видно, Петя вернется, как раз на обрыве машину поставит, справа от кустов. Тебе нравится?

— Да, — Ленка села, скидывая сандалии и расстегивая сарафан, — очень.

Но лицо ее оставалось серьезным. Панч уселся рядом, стащил синюю футболку. Море радостно ревело, таскало песок, закручивая его в белой пене, грохало воду, и брызги долетали к самым коленям.

— Лен, ты из-за сестры… Может, мы зря? Не надо было ехать?

— А что, сидеть в квартире и дергаться? Мы же не можем все вместе в палате, на ее койке. Или в сирени, жить там.

Она поправила лямочки купальника. Привалилась плечом к горячему плечу Панча.

— Знаешь, я вот только сейчас стала понимать маму. Ну не то, что она совсем права, я думаю, нет. Но она говорила, жизнь не сахар, все время приходится волноваться. Вот и я…

— Я могу сделать нам бухту, Лен, — согласился Панч, — но убрать из твоей головы я не могу. Ничего.

— И не надо. Я дальше подумала. Понимаешь, если оно такое вот, не успеешь решить одно, а уже лезет другое, значит, так и жить. Жить, Валька. Мы наверное, сами должны выбрать, как жить, ну там, плакать все время. Или радоваться тоже. Я хочу радоваться. Это плохо? Может, надо грустить, если Светка там…

— Я не знаю, Лен.

Ленка поднялась, подхватывая ласты.

— Зато я знаю. Пока ничего не случилось так? И бухта эта — наша. А Петька, если что, приедет за нами пораньше. Значит, мы должны все успеть. Наплаваться, позагорать, съесть, что там у нас. Ты с одной ластой плавал?

— Нет, — Панч засмеялся, прыгая на одной ноге и стаскивая штаны, — научишь? Кругами будем гонять?

Они стояли в воде по пояс, пожимаясь от холодных в полуденном зное брызг, смеялись, когда вода окатывала их по самые плечи.

Все успеть, думала Ленка, держась мокрой рукой за Панча и натягивая ласту, все. Это наша с ним бухта, и в ней мы можем все.

* * *

У них были часы, маленькие ленкины часики на серебристой браслетке, и, спохватываясь, Ленка отрывалась от Панча, нашаривала их в сумке под ворохом смятых одежек, смотрела, щурясь от яркого солнца. Успокоенно совала обратно, поглубже, чтоб не намочить и не потерять. Солнце говорило — вечер еще далеко и часики соглашались с ним, показывая половину первого, начало третьего. В шесть часов нужно было собраться и выйти на тропку, погрузиться в безотказный Петичкин козлик и вернуться домой, сварить обещанную Светище кашу, гречневую, с растительным маслом, — утром отнести. И кефир.

Так что на часы Ленка смотрела просто, лишний раз порадоваться тому, как много у них с Панчем времени.

Они торчали в воде, пока в головах не зазвенело, и стало казаться, что сами состоят из морской воды, как две скрученные тугие волны. Пошатываясь, хватаясь друг за друга, вышли на берег, теряя равновесие, потом прыгали на одной ноге, выбивая из звенящих ушей воду, и Ленка научила Панча местному, пацанскому: если нагнув голову, положить у виска плоский камушек и несильно ударять по нему другим камнем, то вода из ушей выльется быстро, и снова станут слышны звуки берега и неба. Сидя на покрывале, смеялись, когда, уже обсохнув и болтая, наклоняли головы, и вдруг из носа начинала течь опять вода, — нахлебались от души, когда ныряли. Потом лежали совсем тихо, изредка поворачиваясь, обсохли совсем, и захотели есть, но стало так жарко, что снова отправились купаться, утопили в прибое ласту, долго искали, и наконец, выловив, вернулись, упали на сбитое покрывало, на которое ветер нанес песка, и поели, закапывая поглубже яичную скорлупу и кидая чайкам кусочки хлеба.