Диссидент-2: Слово и дело

– Руководитель, – поправил я и с трудом оторвал взгляд от шрама. – С сегодняшнего дня – заместитель начальника управления, капитан Орехов. Или Виктор Алексеевич. Прошу любить и жаловать. А вы?

Я повернулся к Рите – худенькой девочке, которой, если не приглядываться, можно было дать лет пятнадцать или шестнадцать. Но она встала, приосанилась – и превратилась во вполне взрослую девушку. Кажется, из-за освещения. На её лице особых примет почти не было – за исключением выдающегося носа, который так и тянуло назвать «шнобелем». Впрочем, это не мешало личной жизни лейтенанта – у неё был жених, а свадьба планировалась летом. Я предположил, что ещё до Нового года эта девица уйдет в декрет, но надеялся, что это произойдет уже после моего возвращения в Москву.

– Лейтенант Буряк, – четко отрапортовала она. – Оперативник пятого отдела.

– Очень приятно. Садитесь, товарищи, – я улыбнулся и подождал, пока они выполнят моё указание. – Григорий Степанович, что скажете о текущей работе отдела?

Он крякнул, засуетился, начал перебирать какие-то бумажки на своем столе...

– Не стоит, это неформальное общение, – сказал я. – Просто расскажите, простыми словами. Про трудности знаю, про кадры знаю. Про ситуацию – не знаю.

– А, ну... это можно, – Сухонин оставил бумаги в покое и посмотрел на меня. – Объекты для разработки имеются, присматриваем за ними в меру сил, но – сами видите, Виктор Алексеевич... Но за кем глядеть надо – есть. Если сумеете службу наладить, так и хорошо... А мы поможем, со всем усердием... так ведь, лейтенант Буряк?

Мы оба посмотрели на девушку, она чуть порозовела, но ответила твёрдо:

– Так точно, товарищи капитаны!

Я мысленно вздохнул. Выбивать из неё то, что в это юное тело успели заложить её бывшие сослуживцы и вот этот капитан-милиционер, будет сложно. Но я был уверен, что справлюсь. С Сухониным сложнее, этот матерый, ему палец в зубы не клади – откусит и добавки попросит. Ещё и с показным чинопочитанием, чтобы, значит, под нарушение субординации не попасть. Ничего, и к нему должен быть ключик.

– Вольно, товарищ лейтенант, – я ухмыльнулся. – Мы тут без чинов, по именам и отчествам. Как вас величают, лейтенант Буряк?

Она стушевалась.

– Рита... Маргарита Павловна... товарищ кап... Виктор Алексеевич...

Румянец на её щеках стал хорошо заметен даже в полусумраке кабинета, который не разгоняли тусклые лампочки, а я едва не рассмеялся. Госпожу Хоботову из «Покровских ворот» я помнил совсем другой, более полной и напористой. Впрочем, у этой девочки, наверное, всё впереди.

– Хорошо, Маргарита Павловна. Расскажите о последнем задержании по нашему направлению.

– Это... – встрял капитан.

– Я задал вопрос Маргарите Павловне, – оборвал я Сухонина.

– Прошу прощения, – он тут же дал задний.

Рита оглянулась на коллегу в поисках поддержки – и буквально залпом выпалила:

– Шестнадцатого декабря одна тысяча девятьсот семьдесят первого года был задержан Дудник Игнат Петрович сорока трех лет, преподаватель философии в Сумском филиале Харьковского политехнического института...

– Марксистско-ленинской? – вклинился я.

– Что?

– Философия, спрашиваю, марксистско-ленинская?

– А... Да, конечно.

– Хорошо. И в чем же его обвинили?

– На лекциях и семинарах он продвигал идеи национализма и собирался создать среди студентов кружок, в котором хотел обсуждать независимую Украину...

Девушка произнесла это на одном дыхании, а я вспомнил будущее. Похоже, на Украине действительно «полный завал», как сказал полковник Денисов. И метастазы этого завала периодически проникали в Сумы.

– Григорий Степанович, – я повернулся с Сухонину, – арестом этого философа вы руководили?

– Нет, – он помотал головой. – Мы только предварительную проверку провели. Задерживали его ребята из Киева. Туда же и увезли... следствие, насколько я знаю, ещё продолжается, но нам не докладают, так, знакомые кое-что говорили. Лет на пять закроют, думаю.

– Ясно, спасибо... А ещё что?..

***

Вопреки моим опасениям, диссиденты в Сумах были – не много, но достаточно. Конечно, не личности вроде Якира или Алексеевой, но на учете числились немецкие полицаи времен Великой Отечественной, которые недавно отсидели свои четверть века и вернулись в родные края. Правда, никакой видимой активности они не проявляли, поскольку были калеками не только морально, но присмотра всё равно требовали.

Встречались в Сумах и националисты вроде того философа Дудника. Власти УССР почему-то опасались бороться с подобной публикой с подобающим большевикам размахом, вместо этого устраивая что-то очень похожее на бои подушками в пионерских лагерях. В процессе рассказов новых подчиненных у меня сложилось впечатление, что примерно так в Москве идет борьба с тем же Якиром, про которого все всё знают, но почему-то держат на свободе и даже платят гонорары за воспоминания об отце, который в этих воспоминаниях предстает душкой и великим полководцем.