Диссиденты, неформалы и свобода в СССР

«Наш патриотизм тогда был не имперским, а советским. Все мы были дети Советского Союза и признавали важность его социальных достижений. Мы считали себя государственниками и не собирались покушаться на фундамент советского строя. На этом фундаменте мы стремились противостоять тенденциям, которые считали вредными. У нас было недовольство тем, как живет русский народ, каково его положение среди других народов, культурной политикой, засильем бюрократии, которая ничего в культуре не понимает. Мы готовим к печати такого–то, а нам из ЦК резолюция – вычеркнуть из плана. Мы готовим собрание сочинений Распутина, а нам из ЦК резолюция – не дорос» [460], – вспоминает сотрудник издательства «Молодая гвардия» С.Н. Дмитриев.

Многие «красные» были еще и сталинистами, но полного согласия по этому вопросу не было даже в среде «красных патриотов», не говоря уже об антикоммунистах. Патриоты представляли собой коалицию сталинистов (А. Никонов, В. Чалмаев, Ф. Чуев и др.) и антисталинистов (В. Астафьев, В. Белов, И. Глазунов, В. Солоухин и др.).

Наиболее заметным из «белых патриотов» был, вероятно, И. Глазунов. Он был настроен антикоммунистически, контактировал с диссидентами–патриотами и с НТС, и, таким образом, был одним из важнейших источников поступления самиздата и тамиздата в «патриотические» круги [461].

Подъем национально–патриотического течения как самостоятельной силы стал заметен в середине 60–х гг. «Первым звонком» было выступление художника И. Глазунова на заседании Идеологической комиссии ЦК, которое, несмотря на почти нескрываемую критику антиправославной кампании, не встретило отпора «сверху» (см. Главу II).

Круг национал–патриотов складывался в 60–х гг. во время таких же квартирно–салонных бесед, в которых формировалось либерально–западническое течение [462]. Патриоты общались также в редакциях журналов «Наш современник», «Знамя» и «Молодая гвардия». Последний стал главным органом течения национал–патриотов.

Оно складывалось из писателей–русофилов и близких им по взглядам аппаратчиков ВЛКСМ, которые после падения их покровителя С. Павлова ушли в редакционно–издательскую сферу, включая издательство «Молодая гвардия» (в 1968–1978 гг. его возглавлял Д. Ганичев) [463]. Оказавшись вне контроля охранителя Павлова, эта группа аппаратчиков под действием националистической пропаганды литераторов стала сдвигаться к более радикальному национализму.

* * *

Новое руководство страны, склонное к преодолению интернационалистических и антирелигиозных «перегибов» Хрущева, стало поощрять радетелей за русскую национальную культуру. Западническая интеллигенция с тревогой отметила эту тенденцию в связи с празднованием юбилея С. Есенина в 1965 г. [464]Но все же этот юбилей прошел в тени триумфа советского патриотизма – юбилея Победы.

Развить успех в 1965 г. национал–патриотам не удалось – разразился скандал, связанный с Университетом молодого марксиста (УММ) – начинанием Московского городского комитета ВЛКСМ. Сам по себе проект УММ был существенным для того времени прорывом в направлении вольномыслия. Это был лекционно–дискуссионный клуб, где выступали такие философы, как Э. Ильенков, Г. Батищев и др., обсуждались «острые» темы. В качестве материала для одной из дискуссий инструктор горкома В. Скурлатов подготовил «Устав нрава» – крайне радикальный националистический манифест (позднее он объяснял, что сам не исповедует взгляды «устава», а лишь хотел с помощью этого «гротеска» устроить интересную дискуссию). В «Уставе» предлагалось при воспитании молодежи «в центр поставить сердце, голос крови», настраивать молодежь на «перманентную смертельную борьбу» за осуществление «космической миссии своего народа», создать кастовую систему, культ предков и солдата, военизировать молодежь, осуществлять «яростное возмездие» за каждый проступок, обличать «подлые» интеллигентские занятия, ввести телесные наказания, а девушек, «отдающихся иностранцам», клеймить и стерилизовать [465].

3 ноября Скуратов распечатал «Устав» на ротаторе МГК ВЛКСМ в 50 экземплярах и раздал потенциальным участникам дискуссии. Поскольку в УММ участвовали люди, близкие к реформистам, «Устав» попал в руки инакомыслящей интеллигенции, и без того обеспокоенной усилением национал–патриотических тенденций. 7 ноября на праздничных застольях «Устав» был оценен как манифест русского фашизма, а затем попал за границу. Ущерб престижу СССР был огромен – в год юбилея Победы выяснилось, что в комсомоле завелся «обыкновенный фашизм» (как раз в это время вышел документальный фильм под таким названием, где режиссер М. Ромм также намекал на параллели между нацизмом и сталинским режимом). Разразился скандал, УММ закрыли, Скуратова уволили и исключили из партии [466].