Читаем Диссиденты полностью

Вот он, момент истины! Здесь я им поставлю мат в один ход нечестным способом. С моей помощью они Клеточникова не осудят. Он звонил около двенадцати. После этого телефон отключили до самого моего задержания на обыске.

– Телефон отключили в девять тридцать утра, и он больше не работал, – ответил я спокойно на вопрос Трофимова.

– Но этого не может быть, – начал нервничать Трофимов. – Постарайтесь вспомнить.

– В девять тридцать утра, – настаивал я. – И больше не работал.

На сделанной КГБ записи наверняка стоит отметка о времени разговора. А я утверждаю, что телефон отключили задолго до этой записи. Нехорошее противоречие.

Еще пару раз за время допроса Трофимов возвращался к этой теме, надеясь сбить меня с толку и выудить правдивые показания. Но это было бесполезно: карты были раскрыты и все позиции ясны.

Так я второй раз в жизни дал показания по политическому делу, к тому же ложные. Врать, конечно, нехорошо, но я до сих пор не жалею, что сделал это.

А легендарным Клеточниковым оказался действительно Виктор Алексеевич Орехов, капитан КГБ, старший оперативный уполномоченный Московского областного управления Комитета государственной безопасности. История его необычна и поучительна.

Виктор Орехов воспитывался в «правильной» семье строителей социализма. После школы он пошел в армию, да не куда-нибудь, а в погранвойска КГБ СССР. Проходя службу, он готовился поступать в Киевский политехнический институт, но армейское начальство, видя его усердие в учебе, направило Орехова в Высшую школу КГБ им. Дзержинского. Параллельно с разведкой, контрразведкой и другими специальными дисциплинами он изучал на Втором факультете школы турецкий язык. Окончив школу КГБ, работал сначала в Москворецком райотделе КГБ в Москве, а потом в областном управлении. Занимался оперативной работой, следил за благонадежностью студентов, сопровождал труппу Большого театра на гастроли за границу. В Японии он вдруг увидел, что жизнь при капитализме вовсе не так ужасна, как о том беспрестанно твердила советская пропаганда. Вскоре он стал работать по «пятой линии», занимаясь диссидентами. Ему поручили разрабатывать Марка Морозова с целью склонить его к сотрудничеству с КГБ. Между тем Орехов слушал западное радио, читал на службе самиздат и изданную на Западе литературу. На допросах, разговаривая с Морозовым и другими диссидентами, он все больше убеждался в их правоте. Пример генерала Григоренко вдохновил его на невероятный по тем временам поступок – он решил помогать диссидентам в ущерб госбезопасности.

Единственным человеком, с которым он мог свободно общаться без риска для себя, был Марк Морозов, поскольку Орехову поручили завербовать его, а это предполагало контакты в неформальной обстановке. Именно этим объяснялся его не слишком хороший выбор связника с диссидентским движением. Это был вынужденный, но очень неудачный и в конечном счете роковой для Орехова выбор.

Помимо вербовки Морозова капитан Орехов занимался и текущей оперативной работой. Например, выезжал на обыски. Уже в Краснопресненской тюрьме, через несколько дней после допроса у Трофимова, перед моими глазами вдруг будто всплыл протокол обыска, прошедшего год назад у меня дома в Астаховском переулке. Протокол подписали Каталиков, Орехов, Гавриков. Ну да, точно! Это же Виктор Орехов вместе с другими проводил у меня обыск, откладывая в кучу ненужных бумаг ценные для следствия материалы, а в кучу нужных бросал всякую ерунду! Я-то думал, что это безграмотный чекист, радовался, что в КГБ работают такие олухи, а на самом деле он старался выгородить меня. Мне было стыдно за свою былую самонадеянность.

До чего же причудливы повороты судьбы! Интересно, доведется ли мне когда-нибудь встретиться с ним, думал я тогда.

Виктора Орехова арестовали через три месяца после меня, в августе 1978-го. Его звонок ко мне в прослушиваемую со всех сторон квартиру резко ускорил поиски крота в КГБ. Если раньше на этот счет были только догадки, то теперь появились улики – магнитофонная запись разговора. Это невозможно было скрыть ни от начальства, ни от сотрудников. Следственную группу возглавил заместитель начальника следственного отдела УКГБ майор Анатолий Трофимов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мемуары – XX век

Дом на Старой площади
Дом на Старой площади

Андрей Колесников — эксперт Московского центра Карнеги, автор нескольких книг, среди которых «Спичрайтеры», «Семидесятые и ранее», «Холодная война на льду». Его отец — Владимир Колесников, работник аппарата ЦК КПСС — оставил короткие воспоминания. И сын «ответил за отца» — написал комментарии, личные и историко-социологические, к этим мемуарам. Довоенное детство, военное отрочество, послевоенная юность. Обстоятельства случившихся и не случившихся арестов. Любовь к еврейке, дочери врага народа, ставшей женой в эпоху борьбы с «космополитами». Карьера партработника. Череда советских политиков, проходящих через повествование, как по коридорам здания Центрального комитета на Старой площади… И портреты близких друзей из советского среднего класса, заставших войну и оттепель, застой и перестройку, принявших новые времена или не смирившихся с ними.Эта книга — и попытка понять советскую Атлантиду, затонувшую, но все еще посылающую сигналы из-под толщи тяжелой воды истории, и запоздалый разговор сына с отцом о том, что было главным в жизни нескольких поколений.

Андрей Владимирович Колесников

Биографии и Мемуары / Документальное
Серебряный век в нашем доме
Серебряный век в нашем доме

Софья Богатырева родилась в семье известного писателя Александра Ивича. Закончила филологический факультет Московского университета, занималась детской литературой и детским творчеством, в дальнейшем – литературой Серебряного века. Автор книг для детей и подростков, трехсот с лишним статей, исследований и эссе, опубликованных в русских, американских и европейских изданиях, а также аудиокниги литературных воспоминаний, по которым сняты три документальных телефильма. Профессор Денверского университета, почетный член National Slavic Honor Society (США). В книге "Серебряный век в нашем доме" звучат два голоса: ее отца – в рассказах о культурной жизни Петербурга десятых – двадцатых годов, его друзьях и знакомых: Александре Блоке, Андрее Белом, Михаиле Кузмине, Владиславе Ходасевиче, Осипе Мандельштаме, Михаиле Зощенко, Александре Головине, о брате Сергее Бернштейне, и ее собственные воспоминания о Борисе Пастернаке, Анне Ахматовой, Надежде Мандельштам, Юрии Олеше, Викторе Шкловском, Романе Якобсоне, Нине Берберовой, Лиле Брик – тех, с кем ей посчастливилось встретиться в родном доме, где "все всегда происходило не так, как у людей".

Софья Игнатьевна Богатырева

Биографии и Мемуары

Похожие книги