Да и какие еще могут быть догадки, когда, что называется, «мальчик с мальчиком и девочка с девочкой»?
– М-да, – поправив очки, я поспешно вытащил из кармана джинсов телефон и набрал Лину. По закону подлости та не отвечала. Тяжело вздохнув, я двинулся в гущу толпы, моля небо, чтобы ко мне никто не попытался подкатить.
Нет, честно, ничего против геев не имею. В отличие от Вани, который всех достал своими воплями в стиле «Пидорасов на кол!», мне просто пофиг, кто там с кем спит. Нежелание выглядеть в собственных глазах ханжой как-то затмевало тревогу за будущее нации и прочую муть. Хоть и раздражает малость, что в ряды извращенцев попала моя сестра – с жиру девка бесится, от избытка поклонников повело на однополую любовь… Других причин я как-то не мог назвать сходу: у меня и с противоположным-то полом все глухо как в танке. Лине сначала даже нравилось, что я «не такой озабоченный, как все эти козлы», но уже через пару месяцев оно трансформировалось в «Макс, ты бревно! Давай, до свидания». Я почти и не обиделся – против правды не попрешь. Мы – я и эти ваши мексиканские страсти – были из разных вселенных, и поводом для переживаний сей факт назвать никак нельзя.
Я вообще на редкость скучный человек. Из занимательного во мне только ебанутость не вполне понятного рода… если патологический страх сесть за руль вполне объясним, то диссоциация не объяснима ни капельки. Откуда мне знать, почему окружающая реальность кажется сном, если этого не знает даже мой психотерапевт?
То, что позвонила Лина, я понял по вибрации в кармане: сигнал вызова чуть ли не полностью заглушала музыка. Чертыхнувшись, беру трубку, чтобы проорать:
– Лин, я нихера не слышу! Ищи между баром и столиками! – и отключиться.
Мне неплохо удается играть роль адекватного человека… пока я не оказываюсь в людном месте. В таких местах жизнь – не просто сон, а ночной кошмар; вплоть до судорожных попыток проснуться. Как-то тут много народу – вечеринка какая-нибудь тематическая, не иначе. Курить хочется вусмерть. То и дело кто-то задевал локтем; «Извините» – машу руками примиряюще-нервозно; парочка взглядов, ужас и кошмар, показались мне заинтересованными. «Ну а чо, даже занудные очкарики типа тебя кому-то да нравятся», – вспомнилось авторитетное Викино заявление… Всё, пришло время стратегического отступления. Мертвая зона между барной стойкой и какой-то дверью – так близко и так далеко…
Зажмуриваюсь, мученически кривлюсь. Проснуться снова не выходит.
Если выживу – буду думать о базах данных либо хорошо, либо никак.
Не успел взять свои опрометчивые слова назад, как меня кто-то схватил за руку и поволок именно туда, куда так хотелось. Неуклюже водрузив на место чуть не упавшие очки, торможу возле двери и, обернувшись, громко говорю:
– Не прошло и го…
~ 1
Это была не Лина, как я думал, а какая-то незнакомая девица. Угловато-тоненькая, едва достающая мне до плеча. Бледная как смерть, с шапкой буйных рыжих кудрей и огромными глазами неопределенного цвета. Курносая и скуластая – не красит ее ни то, ни другое. Глаза шкодные, асимметричные. Но главная странность этих глаз – взгляд, которым их обладательница на меня смотрела. Дал бы процентов этак девяносто девять и девять десятых, что смотрю примерно так же.
Смотрю.
Смотрю.
Электронный гул музыки стал почти неразличим, люди – да нет их вовсе! В кармане, вибрируя, надрывается телефон. Я ничего не замечаю. Я смотрю.
Не знаю, сколько так вот стоял и таращился. Как долго люди могут не моргать? Ладно, есть и более насущный вопрос…. Это так в книжках некоторые индивидуумы влюбляются? – подумал я, и тут же решительно отверг эту мысль. Не для того долгие годы со вкусом рассуждал о собственной асексуальности, чтобы проебать эту великую теорию, залипнув на какую-то лесбиянку.
Хмуря брови, и без того имеющие интересный сердитый излом, девчонка втолкнула меня в дверь, не единожды мной помянутую. Мы оказались в узком коридорчике, ведущем, судя по всему, в служебные помещения. Лампы накаливания искажали цвета и вообще на глаза давили, как давила на них и девушка напротив: не могу понять, что в ее лице меня так напрягает помимо ощущения дежавю.
Еще с минуту она глазела на меня напряженно, а потом спросила, явно желая задать вовсе не этот вопрос:
– Так ты Макс?
Твою мать. Понял, что с ней не так. Для начала, то, что она – он. Подкрашенный, в ненормально узких джинсах, со смазливой рожей и этими треклятыми мелкими кудряшками… и вдруг «он»! Как говорится, нет слов – одни слюни, и те матерные.
– М… я, ну, – пробулькал – по-другому просто не скажешь.
– Понятно, – произносит на выдохе, почти неслышно. Опускает голову; волосы наполовину скрывают усыпанное веснушками лицо, так, что видно только обветренные губы и подбородок с ямочкой.
– Ты в порядке? – как ни странно, ответ меня действительно интересует.
Вскидывает взгляд. Улыбается так, что в груди щемить начинает.
– Нет…
Какое совпадение, я тоже.