Читаем Дистимия полностью

Воображению рисовались подземные лаборатории и секретные корабли, бесшумно бороздящие океан с экспериментальной группой пленников на борту. А Тарас обвинял меня в чрезмерной рациональности за неверие в мудреца среди вечной мерзлоты.

 Помимо дежурных, за нами присматривал куратор. Он главенствовал в жюри «Битвы страждущих» и иногда снисходил до того, чтобы молча посидеть в углу на мастер-классе или семинаре. Первые трое суток моего пребывания в общей группе этаж курировал Рыжов, затем на тот же срок его сменил Василий Семенович – сухопарый коротышка с азиатской внешностью и нервической походкой.

Куратор обладал отдельным кабинетом. Я подозревал, что именно оттуда есть выход наружу. Чтобы проверить догадку, на завтраке я обратился к Василию Семеновичу с просьбой меня осмотреть. Как раз тогда мои глаза опять покраснели и зачесались. Коротышка покивал, однако приглашения в кабинет я не дождался. Вместо этого на ужине один из дежурных вручил мне пузырек с каплями.

Когда на смену вновь заступил Рыжов, я действовал иначе. Перед полдником я постучался к нему. Вскоре изнутри донесся звук шагов. Щелкнул замок. Моя нога вклинилась в зазор между дверью и косяком.

– Спасибо вам за капли, Серпал Давидович! – сказал я.

– Какие капли?

От недоумения Рыжов отступил, чем я воспользовался, шагнув в освободившийся проем.

– Глазные.

– Максим Алексеевич, вы о чем?

– Значит, мне их Василий Семенович передал. Все равно спасибо!

– Вам сюда нельзя.

Я схватил психолога за кисть и крепко ее пожал.

– Извините мое волнение! – воскликнул я. – Такую классную сценку сейчас репетировали! На «Битве страждущих» всех порвем, ей-богу!

Компьютерный стол, стеллаж с архивами, кушетка, как у психоаналитика. Никакого выхода.

– Максим Алексеевич, успокойтесь.

– Ей-богу, классно!

Может, секретная дверь за стеллажом? Или это люк в полу? Зайдясь в притворном приступе кашля, я опустил глаза. Нет и нет.

– Честно говоря, непривычно наблюдать вас таким оживленным, – сказал Рыжов. – Будь это другой человек, я бы заволновался.

– Я в норме. Сто лет себя не чувствовал настолько полноценно. Как будто исповедался.

На краю стола лежал черный кнопочный телефон. Так. Только не прекращать дышать ровно.

– Пока преждевременно говорить, но есть вероятность, что вы идете на поправку.

– Хандры как не бывало! – сказал я. – Методика творит чудеса. Вы в курсе, что водоизмещение «Титаника» превышало пятьдесят тысяч тонн? Нам на лекции рассказали.

Я выбрасывал слова потоком, активно дополняя их жестами. Рыжов инстинктивно отодвинулся к столу, а я на шаг приблизился к телефону. Наверное, со стороны мы выглядели комично: закаленная морозами глыба пятится под натиском заключенного, который ослаблен режимной кашкой и баландой.

– Сообщу Августу Анатольевичу о положительной динамике. Ему понравится.

– Убежден, что понравится! Хоть я и не страдал от дистимии, теперь мне гораздо веселее.

Еще полшага. Черт, сбил дыхание.

– Теперь же, Максим Алексеевич, пора на полдник, – сказал Рыжов, мягко кладя мне руку на плечо и тем самым восстанавливая положение. – Не терпится увидеть сценку, которую вы подготовили.

Я попрощался с Рыжовым, пробравшись мимо него полубоком, чтобы психолог не заметил торчащего из кармана телефона. Невероятно, на голой импровизации! Трюки выполнены дилетантами, не пытайтесь повторить самостоятельно! В параллельной вселенной меня бы поймали в десяти случаях из десяти.

Лишь бы связь не подвела.

Не медля ни секунды, я заперся в душевой. Два телефонных номера я помню наизусть: свой и шефа. В ключевой момент важны две вещи: кто ты такой и кто способен тебя выручить. Остальное второстепенно.

Сигнал связи пропал и появился вновь. Надеюсь, у Рыжова не ноль на счету и тариф щадящий.

Контакт Августа Анатольевича высветился, едва я набрал несколько цифр. Все замерло, пока тянулись гудки и безмерные паузы между ними. Первый, второй, пятый. Который там час в Москве? Ну же!

– Алло?

От возбуждения я едва не выронил трубку:

– Август Анатольевич!

– Это вы, Рыжов? Плохо слышно.

Голос шефа будто доносился из могилы.

– Август Анатольевич! Это Максим!

– Максим? – Шеф замолчал. – Вы взяли телефон у Рыжова?

– Некогда объяснять! – воскликнул я. – Меня обманом выкрали из гостиницы. Они усыпили меня перед отъездом, объявили больным и спрятали в какой-то центр. Надеюсь, я до сих пор в Нертенггове. Срочно пришлите сюда помощь и вытащите меня. Если вы…

– Максим, – перебил Август Анатольевич. – Выслушайте меня.

– Вы должны…

– Максим, остановитесь. Послушайте. Никто вас не крал. Это по моей воле вас определили в реабилитационный центр.

Я сполз спиной по стене. Брызги на полу впитались в брюки, от соприкосновения намокшей ткани с кожей по ней побежали мурашки. Снаружи донесся стук в дверь.

– Так это вы отдаете команды Рыжову? – переспросил я.

– Максим, не поймите неправильно, – сказал шеф. – Меня беспокоит ваше состояние и результативность. Она сильно упала.

– Поэтому вы меня сбагрили? Из-за низкой результативности?

Стук усилился. В душевой выключили свет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза