Дисциплина (СИ)

— Понимаю, нельзя рассказывать посторонним. Надеюсь, она тебя не обижает?! Просто она может, а сейчас и подавно. Ты же понимаешь, развод — процесс сложный, тем более делёжка ребенка, которая не в пользу Насти. Да ты и сама, наверняка, знаешь об этом. Я рада, что ты у неё появилась. В плане гинекологии не волнуйся вообще. Настя предельно осторожная и дотошная в этих вещах. Даже сейчас она позвонила мне, вся испуганная, и просила немедленно тебя посмотреть. Так что я даже все дела свои бросила.

— Вы её так хорошо знаете?! Если она ваша подруга, не рассказывайте о ней ничего личного. И мы, правда, не встречаемся.

Сердечный ритм заметно ускорился. Я не знала ничего про жизнь Анастасии Кирилловны, и мне не хотелось бы это обсуждать с незнакомым человеком. Я никогда не испытывала интерес к её частной жизни, а сейчас… Мне стало не по себе: муж, ребёнок, развод, делёжка ребенка, бесконечные суды. Каждый родитель хочет заниматься воспитанием, и эти встречи друг с другом наверняка пропитаны ненавистью.

«Хотя откуда мне знать, как там всё? Это не моё дело».

— Ну хорошо, как скажешь. Она мне не подруга, а старшая сестра, поэтому я позволила себе немного поговорить о ней. Результаты я отправлю Насте на почту, а ты можешь идти.

— А можно мне тоже забрать результаты?

— Нет, Анна. Спросишь их у Насти, если нужны. В них нет ничего сверхъестественного или того, что нужно хранить на память.

— А зачем они ей?

— Понятия не имею. Может отнесёт вашему школьному врачу.

— Понятно. Я пойду! До свидания!

— Хорошего дня, Анна!

***

Так как сегодня у меня выходной день на обезболивающих, я поехала в католический храм сразу после больницы. Выбрала тот, что за городом находится, чтобы он наверняка не был связан с маминым.

Там мне на все мои душевные терзания ответили слишком осуждающе.

Мол, это большой грех и похоть, поэтому мне нужно больше молиться, посещать храм и Господь, обязательно, мне поможет. Освободит, так сказать, мою душу. На все мои объяснения, что учёба пока не позволяет посещать это место, я увидела только разочарованное лицо и снова причитания… Что-то вроде: «Как вы могли прийти сюда и оставить на пороге свою веру?»

Поход в храм не очень мне понравился, и результата он не принёс. Мне только стало ещё хуже. Я правда начала думать, что сама во всём виновата.

В школе было не без приключений. Анастасия Кирилловна исключила парней, которые затеяли драку, и вместе с ними Вадима.

Его отец уже не один дорогой букет отправил нашей директрисе, чтобы она пересмотрела своё решение, но эта женщина была непреклонна.

После моего посещения больницы мы с ней вообще не пересекались. Я только слышала о ней: как учителя в коридорах спешили на открытые уроки, заранее боясь и расстраиваясь присутствием Анастасии Кирилловны; как ребята, боясь быть исключенными из школы, тише вели себя на переменах. Я тоже старалась не влезать в неприятности, чтобы не пересекаться с директрисой, только вот не всегда нужно в неприятности попадать самой. Иногда они образуются вокруг без моего ведома.

«Наверное, я сама есть неприятность».

Сегодня нам поставили историю. Я не посмотрела изменения в расписании и не учила по истории ничего. Нужно было знать параграф и заполнить таблицу в тетради. А у меня учебник по истории лежит дома, а в тетради — сплошные рисунки.

Начало урока началось с опроса домашних заданий — всё по классике. Анастасия Кирилловна посмотрела на мою пустую парту и остановила одноклассника, который пытался отвечать у доски.

— Анна, почему я не вижу ваших принадлежностей?

— Извините. Я оставила дома учебник.

— Разве нельзя было позаботиться об этом на перемене и к кому-нибудь подсесть? Обязательно я должна разбираться в ваших проблемах? Присаживайтесь вместе с Романом и слушайте своего товарища у доски. Я понимаю, что вам не интересна история, но из уважения друг к другу, попрошу внимания.

Попутно она обратилась ко всему классу.

Я, собрав свои вещи, пересела к Ромке. Тот придвинул учебник на середину и уставился в текст. Всё — абсолютно молча.

— Ром, прости, что тогда так вышло с кино.

Я подумала: «Лучше поздно, чем никогда. Раз считает меня виноватой, я должна извиниться».

— Забей, Анна. У меня теперь другая головная боль.

— Какая?

— Вадима ведь исключили, и эта стерва (парень указал на директрису) не хочет принимать его обратно.

— Он организовал эту шайку, которая побила тебя. Тебе не обидно?

— Если умирать, то только от его рук. Это нормально.

Ромкины рассуждения ставили меня в тупик.

— Тогда что ты собираешься делать?

— Не знаю ещё, но план должен быть действительно хорошим. Раз его отец не может никак на неё воздействовать. Он даже денег предлагал — она упёрлась на своём «нет» и всё. Как она может нравится тебе, Анна?

— Кто тебе сказал, что она мне нравится?

— Я сказал потому, что я это вижу. Кстати, как тебе трюк с сообщением? Она сильно на тебя орала, когда к кинотеатру примчалась?

— Ты знаешь, приятного мало… И ты даже не извинился.

— Я не чувствую своей вины в этом. А у директрисы действительно есть секрет, о котором ты знаешь. Раз уж она все дела бросила. Какой он?