Дитя Афины

– Но этот позор она выбрала сама. Ты говоришь о ее тяготах сейчас, но спрашивал ли ты о ее тяготах раньше? – Проситель молчал, грызя ноготь большого пальца. – Понимаю, не такой жизни ты для нее хотел – жизни, полной тяжелых трудов и неопределенности. Но что бремя для одного, то другому свобода. Заклинатель змей зарабатывает себе на жизнь тем, что для других стало бы смертью. Моряк проводит в море годы, а кто-то может погибнуть за неделю. Ты хорошо ее воспитал. Доверься ей.

Вечер в Афинах был влажным и теплым. В переулках суетились люди, кричали и смеялись, дрались и обнимались. Небо окрасилось оранжевым, а теплый воздух поднимался над домами, размывая тени птиц, порхающих с крыши на крышу. Добравшись до храма, Медуза склонила голову перед статуей своей Богини и начала взбираться по ступеням.

– Медуза? – позвал ее кто-то из тени, из темного угла у края лестницы. – Можешь мне помочь?

Женщина, согнутая и съежившаяся вдвое, протянула руки к жрице. Она была закутана в коричневую шаль, толстую и жесткую, как рубище бедняка. Ее темно-рыжие волосы спутались, голова поникла, и ровные капли красного цвета падали на землю у ее ног.

– Корнелия? – Медуза быстро оглядела море людей, стоявших перед храмом. – Быстрее, быстрее, заходи. Не надо было ждать тут снаружи.

Она обхватила женщину руками и повлекла ее внутрь храма, поглядывая по сторонам.

– Он знает, где ты? Он отправился за тобой следом?

Та помотала головой.

– Нет, нет. Не думаю. Я шла пешком. Меня никто не мог узнать. Никого в доме я не предупредила.

– Ты шла пешком всю дорогу? – Острая боль кольнула сердце Медузы. Ей представился кровавый след, оставшийся на камнях. Она протянула руку к плечу женщины.

– Покажи мне, – сказала она.

Тяжело дыша, Корнелия спустила коричневую шаль вниз до талии. Позади раздался тихий выдох. Медуза обернулась и взмахом руки велела другой жрице не показывать своего изумления.

Под балахоном попрошайки на Корнелии оказались шелковые одежды, запятнанные коричневым и красным. Вокруг ее запястий были не только браслеты и цепи, золотые и серебряные, но и следы: черные и фиолетовые, совсем недавние. Отметины на ее шее и руках выглядели как отпечатки грязных детских пальцев. Пальцы и ногти оставили углубления в ее юной плоти.

– Что случилось? – спросила Медуза, взяв чашу, переданную ей другой жрицей.

– Я узнала о нем с … Я узнала о нем. – Она осеклась: дальше объяснять не было необходимости. – Я не хотела, клянусь, – ее голос задрожал, – я не следила. Я не подсматривала. Я просто вошла в комнату и… и… – Ее затрясло, и слезы покатились из глаз.

Нежно, как бабочка касается лепестка, Медуза обернула ткань вокруг запястья несчастной и начала вытирать кровь.

– Я уверена, он хотел, чтобы я умерла, – сказала она.

– Боюсь, это может быть правдой, – согласилась Медуза.

Они встречались не впервые. Медуза присутствовала на свадьбе этой девушки около четырех лет назад, чтобы показать, что Афина одобряет союз. Ребенку было столько же лет, сколько Медузе, когда у той появились первые поклонники, потому, конечно, она ощутила с ней связь. Жених был военачальником, благородным человеком, соглашение считалось чрезвычайно выгодным. В тот день вино лилось рекой, и мало кто стоял на ногах, когда Медуза уходила. Под смех и шум музыки свадьбы она набросила на плечи вечернюю накидку и направилась обратно в храм. Но Медуза совсем не радовалась. Давая благословение, она поймала взгляд невесты, и в нем светился лишь страх. Страх перед неизвестным. Страх перед известным, но еще не испытанным. Возможно, страх из-за уже пережитого. Медуза знала, что в этом не было ничего необычного. Большинство женщин выглядели испуганными в первую брачную ночь, а другие обычно вообще не показывали никаких эмоций.

Но проходили месяцы, а испуг во взгляде не угасал. Когда Медуза видела девочку, та пряталась в тени своего мужа. Даже когда ее живот увеличился, она не сияла и не улыбалась, как многие другие, вынашивающие первенца, да и любого ребенка. А после родов воля будто полностью покинула ее тело. Последние два года она часто приходила с синяками на щеках и лиловыми боками, хотя те никогда не были такими темными, как сейчас.

– Ты можешь куда-то уйти? – спросила Медуза, полоща красную ткань в миске и выжимая кровавую воду. – Нет у тебя брата или дяди?

Корнелия покачала головой.

– Нет. Может быть. Возможно.

– У тебя есть семья?

Корнелия нахмурилась, но кивнула.

– Есть двоюродный брат. На Кефалонии. Но что мне там делать? – сказала она. – Я никогда к такому не готовилась. Я ничего не умею. Мой муж меня найдет.

– Кто знает. Ты молода. У тебя есть время всему научиться.

– Значит, когда он меня отыщет, он убьет умелую женщину? А моя дочь – что у нее будет за жизнь, если она вырастет на каменистом острове? – Корнелия потрясла головой и скривилась от резкой вспышки боли. – Лучше уж я приду сюда, в храм Богини. Ни один муж не будет бить жену за то, что она пришла в храм, так ведь? – сказала она с коротким смешком, но глаза продолжали выдавать страх.