Дитя божье (ЛП)

Это было в 99-м году. Это были Плис Уинн и Кэтлетт Типтон, которые убили чету Уэйли. Подняли их с постели и снесли им головы на глазах у их маленькой дочери. Они просидели в тюрьме два года, подавая апелляции и прочее. В этом деле был замешан и Боб Уэйд, который, с гордостью могу сообщить, мне не родственник. Думаю, его посадили в тюрьму. Типтона и Уинна повесили на лужайке перед зданием суда, вон там. Это было примерно в первых числах года. Я помню, что там еще висели венки из остролиста и рождественские свечи. Поставили большой эшафот с люком, в который они должны были упасть. Люди приехали в город еще накануне вечером. Многие из них спали в своих повозках. Разложили одеяла на лужайке у здания суда. Где угодно. В городе нельзя было поесть, люди выстраивались в очередь по три человека. Женщины продавали сэндвичи на улице. Том Дэвис к тому времени стал шерифом. Он привел их из тюрьмы, с ними были два проповедника, жены их висели у них на руках и все такое. Как будто они шли в церковь. Все они поднялись на эшафот и запели, и все стали петь вместе с ними. Все мужчины держали свои шляпы. Мне было тринадцать лет, но я помню это, как будто это было вчера. Весь город и половина округа Севир пели I Need Thee Every Hour[12]. Потом проповедник прочитал молитву, жены поцеловали своих мужей на прощание и сошли с эшафота, повернулись, чтобы посмотреть, как спускается проповедник, и стало очень тихо. А потом люк распахнулся под ними и они упали вниз и висели там, дергаясь и пинаясь, не знаю, минут десять или пятнадцать. Никогда не думайте, что повешение это быстро и милосердно. Это не так. Но это был конец «Белых Колпаков» в округе Севир. Люди не любят говорить об этом и по сей день.

Думаете, тогда люди были злее, чем сейчас? — спросил помощник шерифа.

Старик смотрел на затопленный город. Нет, — сказал он. Нет. Я думаю, что люди остались такими же с того дня, когда Бог впервые создал их.

Пока они поднимались по лестнице в здание суда, он рассказывал о том, как на горе Хаус жил старый отшельник, лохматый гном с волосами до колен, который одевался в листья, и о том, как люди ходили к его норе в скалах, бросали камни, не решаясь войти, и звали его выйти к ним.

ВЕСНОЙ БАЛЛАРД наблюдал за тем, как два ястреба сцепились друг с другом и рухнули вниз, взмахнув крыльями беззвучно оттолкнулись к солнцу, чтобы затем вновь упасть, мелькнув над деревьями, распространяя свой пронзительный зов. Он смотрел им вслед, пытаясь понять, не ранен ли один из них. Он не знал, как спариваются ястребы, но знал, что все существа дерутся. Он сошел со старой дороги для повозок в том месте, где она заходила в ущелье, и пошел по тропе, по которой ходил когда-то, пересекая склон горы, чтобы осмотреть места в которых когда-то жил.

Он сидел, прислонившись спиной к скале, и впитывал ее тепло — холодный ветер все еще трепал редкий высокогорный орляк и хрупкие серые папоротники. Он смотрел, как пустая повозка поднимается по долине, раскинувшейся под ним, как вдалеке раздается ее грохот, как мул останавливается посреди брода, а грохот уже неподвижной повозки катится дальше, как будто звук придает форму всему сущему, пока оно не достигает его ушей. Он смотрел, как мул пьет, а потом человек на сиденье повозки поднял руку, и они снова, теперь уже беззвучно, выехали из ручья на дорогу, и снова раздался далекий приглушенный деревянный гул.

Он наблюдал за тем, как всё меняется в долине: серые поля, что становятся черными под расчерчивающим их плугом, медленно покрывающиеся зеленью деревья. Сев на корточки, он опустил голову на колени и заплакал.

ПРОСНУВШИСЬ ВО МРАКЕ пещеры, он услышал свист, как когда-то в детстве, когда он лежал в темноте в своей постели и слышал, как отец, возвращаясь домой, словно одинокий волынщик что-то насвистывает на дороге, но единственным звуком был шум ручья, который бежал вниз через пещеру, чтобы влиться в неизвестные моря у центра земли.

В ту ночь ему приснилось, что он едет через лес по невысокому хребту. Внизу он увидел оленей на лугу, где солнце падало на траву. Трава была еще влажной и олени стояли в ней по грудь. Он чувствовал, как позвоночник мула прогибается под ним и покрепче обхватил ногами туловище мула. Каждый листок, который касался его лица, усиливал его тоску и ужас. Каждый падающий листок больше никогда не встретится ему. Они опускались на его лицо, словно вуаль, уже пожелтевшие, их жилки были похожи на тонкие кости, сквозь которые просвечивало солнце. Он решил ехать дальше, потому что не мог повернуть назад, а мир в тот день был прекрасен как никогда, и он ехал навстречу своей смерти.

В ОДНО ПРЕКРАСНОЕ МАЙСКОЕ УТРО Джон Грир отправился копать выгребную яму возле своего дома. Пока он копал, Лестер Баллард в жутком парике и юбке вышел из-за водокачки, поднял винтовку и слегка натянул курок, придерживая спусковой крючок и опуская его в выемку, как это делают охотники.