«Моя мама всегда очень боялась, что я начну искать «настоящую мать». Она всегда эту женщину называла именно «мать». Наверное, поэтому для меня всегда в этом слове слышится что-то ужасно неприятное, недоброе, мерзкое, я бы даже сказала. Когда мама ругалась, она часто говорила: «Гены не исправить, только жалко, что я это поздно поняла. Ты растешь точно такой же, как твоя мать!». Вы даже не можете себе представить, насколько для девочки может быть оскорбительным сравнение с собственной родительницей.»
На самом деле судьба родителей, их выборы, их ошибки и достижения – все это как наследство. Нам достается большой сундук, полный всего и разного, и наша задача – все там рассмотреть и разложить по кучкам. Это мне очень нужно, это я брать не хочу, а про это пока не знаю, может, и пригодится потом. Никто не может всучить ребенку наследство насильно, ему решать.
Но представьте себе, что ему достался не сундук, а всего-навсего одна вещь. Плохонькая, грязноватая или даже опасная. Да и ту все время пытаются отобрать у него – чтобы не навредил себе. Внушают, что лучше ее выбросить, она и не нужна вовсе. Что он станет делать? Конечно, вцепится в эту вещь мертвой хваткой. Потому что это все, что у него осталось от глубокой, жизненно важной связи с родителями. И потому, что это хотят у него забрать.
Так и с судьбой родителей. Если все, что ребенок знает (или как бы не знает) о папе – что тот наркоман, это знание начинает обретать над ним огромную власть. Он уже не Петя и не Коля, живой человек с набором разных качеств. Он сын наркомана. Это, если хотите, миссия. Заклятие. Судьба. От нее можно бежать изо всех сил, к ней можно стремиться, но так или иначе его жизнь будет проходить под дамокловым мечом этого выбора, очень ограниченного, и потому кажущегося ненормально значимым: стать наркоманом, как отец, или нет? Чем больше будет давления, угроз, опасений по этому поводу у приемной семьи, тем большей значимостью и силой накачивается «роковой «выбор. Тем жестче выбор – кого предать и кому хранить верность? Отца? Приемную семью. Тем выше шанс, что человек сорвется, потому что выдерживать такое напряжение всю жизнь очень трудно.
А теперь представим себе, что факт отцовской наркомании – лишь один из многих в огромном сундуке. И еще там есть про то, что отец любил играть на гитаре, а еще – что на лыжах хорошо катался, и что терпеть не мог дождь, и в детстве у него была кличка «Рыжий», и учился он на механика и все умел чинить, а писал всегда с ошибками, и еще был сладкоежкой, и много, много, много всего разного, веселого, грустного, хорошего, плохого, удачного и не очень. Все наследство перед тобой: разбирай, выбирай, примеряй на себя. В семье об отце говорят не только с ужасом и стыдом, но с разными чувствами: с грустью, с улыбкой, с тоской, с любовью. Никто не дает понять, что тебе придется выбрать: ты его ребенок или наш? Твое сходство с ним в мелочах не пугает маму и бабушку, а трогает, и ты не сын наркомана, ты сын своего отца, человека, чья жизнь трагически закончилась, но не была вся от начала до конца сплошной трагедией и ошибкой. Заклятия нет, есть жизненная драма, которая часть твоей судьбы, но не сама судьба.
Но это касается обычных семей или, например, родственной опеки.
С приемными детьми бывает сложнее, просто потому что приемные родители порой сами ничего не знают о кровных, кроме вот этого – «был наркоманом», «пила, о детях не заботилась», «осужден за убийство», «сбежала из роддома, оставив ребенка». Нет никакого сундука. Одна непонятная штука в руках, довольно отвратного свойства.
Но иногда «сундук» можно отыскать.
«Ты же вся в нее!»