Дитя из слоновой кости

— Я нанес визит черным кенда, баас, — запыхавшись отвечал Ханс, — пробравшись через их дурацкие аванпосты, которые также слепы ночью, как летучие мыши днем. Я надеялся отыскать Джану и всадить ему пулю в ногу или хобот. Но я не нашел его. Один из их начальников стоял у сторожевого костра, представляя хорошую мишень для выстрела. Моя пуля достала его, баас, потому что он свалился в огонь, разбрасывая во все стороны искры. Потом я пустился наутек и, как видит баас, счастливо добежать сюда.

— Зачем ты делаешь глупости? — сказал я. — Ведь это могло тебе стоить жизни!

— Я умру не раньше, чем мне это назначено, баас, — отвечал он, заряжая своей маленькое ружье, — и это не глупость, а умный поступок, баас. Потому что черные кенда, думая, что мы на них напали, сами поспешили атаковать нас в темноте. Вот они уже идут.

Это действительно подтверждалось приближавшимся шумом.

Трубили рога, слышались окрики вождей, и вся гора сотрясалась от топота тысяч человеческих и лошадиных ног.

Вой и крики: «Джана! Джана!» эхом отдавались в скалах и лесах. С нашей стороны царило молчание.

— Теперь они подходят к ямам, — захихикал Ханс, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Вот! Они уже полетели в них.

Это была правда.

Крики ужаса и боли говорили, что первые ряды конных и пеших врагов попадали в искусно вырытые в большом количестве ямы, замаскированные сверху ветками. Падая в ямы, враги пронзались острыми кольями, вколоченными в их дно. Тщетно передние ряды пытались криками предупредить задние о грозящей им опасности.

Людской поток катился вперед, доверху наполняя ямы смертельно раненными и задушенными.

Не знаю, сколько их погибло, но после битвы почти не было ни одной ямы, не наполненной до краев мертвыми.

Изобретение Регнолла, до сих пор неизвестное людям кенда, сослужило нам хорошую службу.

Однако враги, наполнив трупами ямы, прошли по ним и, уже различаемые мною во мраке, подходили к нам.

Теперь настал мой черед. Когда они были не более чем в пятидесяти ярдах от первой стены, я скомандовал своим стрелкам открыть огонь и для примера разрядил оба ствола одного из слоновых ружей в самую гущу толпы.

На таком расстоянии не могли промахнуться даже самые неопытные стрелки. Ни один выстрел не пропал даром. Часто одна пуля убивала или ранила несколько человек.

Результат последовал мгновенно.

Черные кенда, совершенно непривычные к ружейной стрельбе и воображавшие, что у нас всего два — три ружья, остановились, как парализованные.

На несколько мгновений воцарилась тишина, вскоре нарушенная новым залпом из снова заряженных нами ружей.

За ним последовали крики и стоны падавших повсюду врагов и паническое их бегство.

— Они бегут! Это для них слишком горячо, баас! — ликующе воскликнул Ханс.

— Да, — ответил я, когда мне наконец удалось остановить стрельбу, — но я думаю, что с наступлением рассвета они снова вернутся. Однако твоя вылазка дорого обошлась им, Ханс.

Постепенно рассветало.

Тишина не нарушалась ни малейшим дуновением ветерка.

Но что за сцена открылась перед нами с первыми лучами солнца!

Все ямы и рвы были до краев наполнены еще шевелившимися людьми и лошадьми. Недалеко от нас лежали кучи убитых и раненых — кровавая жатва нашего ружейного огня.

Эта ужасная картина была сильным контрастом по сравнению с мирным покоем, царившим наверху.

Мы не потеряли ни одного человека, если не считать одного легко раненного брошенным копьем.

Этот факт вызвал необыкновенное ликование у полудиких кенда. Полагая, что каково начало, таков должен быть и конец, они издавали веселые крики, пожимая друг другу руки. Потом они с аппетитом принялись за еду, принесенную женщинами, причем не переставали болтать, несмотря на то что вообще были весьма молчаливым народом.

Даже степенный Харут, подошедший ко мне с поздравлениями, казался возбужденным, как мальчик, пока я не напомнил ему, что настоящее сражение еще впереди.

Черные кенда попали в ловушку и понесли большие потери, но это не могло иметь особенного влияния на исход борьбы, так как число врагов было слишком велико. Регнолл, пришедший со своей оборонительной линии, согласился со мной.

Черные кенда, сражавшиеся за жизнь, равно как и за честь, будут наступать до тех пор, пока не победят или не будут истреблены.

Но как мы могли надеяться с небольшими силами истребить такое воинство?

Четверть часа спустя двое наших часовых, помещавшихся на вершинах высоких скал, донесли, что черные кенда выстраивают свои полчища и что их кавалерия спешилась и лошади уведены в тыл, будучи, очевидно, признаны бесполезными в этом месте.

Немного спустя из-за поворота показалось несколько отдельных человек, державших в руках по связке длинных палок с кусками белой материи, прикрепленными к концу каждой.

Меня чрезвычайно заинтересовало назначение этих палок.

Скоро все стало ясно.

Эти люди (их было тридцать — сорок) быстро бегали в разных направлениях, пробуя почву копьями в поисках новых ям. Нетронутых они нашли очень мало и перед каждой из них, равно как и перед уже наполненными, они в виде предостережения втыкали палку с флажком.

Ими же было унесено много раненых.