Дитя Ковчега

– О. Только одно, – выдыхает миссис Джиггере, останавливаясь на полпути, и, обернувшись, взволнованно смотрит на хозяина. Затем лихорадочно вытирает руки о накрахмаленный передник и закусывает губу испуганно и в то же время возбужденно. Такого с нею не случалось с тех пор, как в Лондон приезжал Бродячий Цирк Ужаса и Восторга и она ездила на Механической Многоножке.

– Ну? – рявкает Скрэби.

– Он говорит, что Гораций Капканн пропал, сэр. А все животные мертвы! – И, подобрав юбки, уносится прочь.

Наш воображаемый монгольфьер ждет нас; поэтому давайте оставим Опиумную Императрицу с ее ужасными криками (которые будут продолжаться еще несколько часов) и проследуем за Скрэби, Кабийо и конюшим в доки – стать свидетелями опустошения, царящего на «Ковчеге» Капканна. Конюший Бегемотицы, человек несколько женственный и нервный, оказался весьма многословным на предмет Капканна, пока они ехали в быстром кэбе-двуколке в доки.

По слухам, сказал он, Капканн сбежал.

По слухам, заявил конюший, Капканн оставил «Ковчег», чтобы жениться на заморской принцессе.

По слухам, возразил конюший, Капканн утонул.

По слухам, задумчиво проронил конюший, Капканн вернулся в невольничий бизнес и сейчас преуспевает в Джорджии.

По слухам, также известно, что…

– Заткнитесь! – кратко высказался Скрэби, выходя из остановившейся двуколки. – Просто покажите мне этот чертов корабль.

Нервный конюший молча ведет Скрэби и Кабийо к «Ковчегу». Наш шар летит как ветер. Не успели мы ахнуть, как тоже приехали.

«Ковчег» стоит на якоре возле «Корабля Ее Величества Барселоны», по сравнению с которой он и впрямь жалкое зрелище. В корпусе зияет огромная дыра, паруса рваные и грязные. Оперся на причал: драное чрево – будто лопнувший стручок.

– Господи Иисусе на селерифере! – восклицает Скрэби, который, уже взлетев на борт, с натугой открывает дверь пещеры трюма. Он решительно сражен ударившей в нос вонью. «Ковчег» – бывшая галера, невольничье судно, и первое, что различает в сумраке таксидермист, – кандалы, рядами свисающие на цепях с деревянной обшивки.

Итак, зажимая носы, Скрэби и Кабийо пялятся в темноту, пытаясь разобрать хоть что-нибудь. Кабийо, который после своего печального опыта мореплавания от кораблей, мягко говоря, не в восторге, пошатываясь, добирается до трапа – вдохнуть свежего воздуха. Доктор Скрэби, сделанный из материала покрепче, понимает: судя по запаху тления, большинство животных – в том маловероятном случае, если окончательно не испортились, – таксидермически безнадежны. Остальных следует немедленно заморозить. Конюший топчется в углу, нервно переминаясь с ноги на ногу. От этого места у него мороз по коже, и ему плевать, если это заметно.

Кабийо наконец возвращается, покачиваясь, с юта, и вцепляется в руку Скрэби. Когда их глаза привыкают к темноте, мужчины бледнеют – ни один из них в жизни не видел разгрома столь ужасного. Каждая дверь каждой клетки – и большой, и маленькой – открыта. Повсюду валяются туши. Перья, шерсть, чешуя, сломанные кости, широко распахнутые глаза. Съежившиеся, окоченевшие тельца. Свернутые крылья. Корка темно-бордовой крови.

– Merde! – неожиданно вскрикивает Кабийо. Он споткнулся обо что-то, и это что-то теперь медленно катится по настилу к ногам Скрэби. По виду – старый гнилой кокос; длинные волокна скорлупы спутались, а воняет – до самих Небес. Скрэби собирается пнуть кокос, но почему-то останавливается. И вместо этого, зажимая нос, садится на корточки – исследовать объект.

– Господи, – бормочет он. – Это голова!

Это действительно голова. Причем, человеческая. Многомесячной давности. Воняет.

Несмотря на разложение, Скрэби узнает усы. И прекрасные зубы.

– Господь всемогущий, – шепчет он. Голос сиплый, почти хрип.

Это голова Горация Капканна.

Скрэби издавна гордится отсутствием брезгливости, но даже его обычно железный желудок вдруг превращается в желатин, И доктор бросается вперед, нащупывает дверь и ретируется. Снаружи на палубе Кабийо и конюший, быстро проследовавшие за ним, обильно блюют, свесившись за борт «Ковчега», а Скрэби пытается успокоить расшатавшиеся нервы, декламируя под нос таблицы логарифмов. Наконец, он берет себя в руки.

Все по порядку.

– Передайте Королеве, – приказывает он конюшему, – что Капканн убит. А касательно Коллекции Царства Животных, мне понадобится тонна арктического льда – немедленно. И немедленно – это преуменьшение. Лед мне нужен СЕЙЧАС. Я забираю Ее поставки, пока не прибудет моя. Все ясно? Нельзя терять ни минуты. У нас много работы.

И это тоже оказалось преуменьшением.

Предприятие, в которое Скрэби вот-вот пустится, займет двадцать лет.

– ААААА! – доносится слабый крик из спальни. Монгольфьер вновь примчал нас на Мадагаскар-стрит.

И как раз вовремя!

Добро пожаловать, мисс Фиалка Скрэби! Добро пожаловать в мир!

Опиумная Императрица погружается обратно в мягкость подушек и уют астральных частиц, а новорожденная Фиалка громко вопит, требуя законного молока.