Лес обрывался скалой. Совсем не так, как в далекой первой охоте, где он граничил с людскими жилищами плавным изгибом, сменяясь низкими кустарниками и кудрявой травой. Юко не возвращалась туда, охотилась глубокими ночами в дальних уголках леса на тех, кто походил на лисиц-перевертышей. Поглощала души убийц и насильников, женщин, душащих новорожденных младенцев. И тех, кто приходил в лес умирать по неведомым ей причинам, тех, кому нагая девушка, выходящая из чащи, казалась благодатной смертью. Второй хвост никак не отрастал, главная мать корила её за избирательность, просила обратить внимание хотя бы на охотников. Юко попыталась. Собаки вгрызались в худые лисьи бока, гнали Юко к обрыву, лай разносился по лесу. Сёстры не пришли помочь, Мать запретила им, оставив на выбор судьбы: Юко должна или умереть, или уступить беснующемуся в сердце голоду. Юко сорвалась со скалы, мысли унесли её в чертоги богов, но и там не нашлось ей места.
Мальчик Шин нашёл лисицу. Понёс в дом, прислушиваясь к слабому биению сердца, выходил. Он рассказывал животному о матери, умершей преждевременными родами, вместе с крошечным братом. Отец Шина ушёл воевать, обещал вернуться к рождению брата. Его ждало страшное известие, ждал сын и старые мать с отцом. Ждали уже три года. Мальчик нашёл лису на могиле матери у подножья скалы.
Вокруг дома Шина росли багряники. Юко раскачивалась в волнах аромата, деревья источали сладкий нектар. Она давно не поглощала души, но всё же грезила красочными видениями. В них маленький человек делился с ней едой и водой, гладил по голове, тихо беседовал. В доме жили и старики, от них пахло сыростью. Юко чихала во сне, лисицы остро чувствовали близкую смерть, старики пахли ею. У деда один глаз у него белый, покрытый бельмом, второй карий, взгляд карего пронзал Юко. Бабушка Шина варила рис, тихонько ругаясь на внука. Она ругалась даже по ночам, перемежая брань с храпом. Юко обернулась девочкой на седьмую ночь. Шин выронил чашу, вода впиталась в земляной пол. Юко вступала во Вторую сотню, но выглядели они ровесниками. Старик растянул губы в улыбке, погрозил Юко узловатым пальцем. Она умчалась в лес.
Зимой Юко заметала следы хвостом. Сёстры не должны были пронюхать, что она бегала к человеку. Шин кутался в одеяло, ждал возле скалы. Юко преодолевала обрыв, прыгала к нему уже девочкой. Шин научил её шить. Рубашка вышла кривая. Он молча повязал свой пояс вокруг тонкой талии Юко. Сердце её ныло. Старик цокал языком, глядя, как Юко ест. Она давилась рисом и зеленью, роняла палочки чаще него самого. Бабушка замахивалась ложкой:
⁃ Всем известно, красная лиса приносит в дом несчастье. А вот черно-бурая – доброе животное. Не помню, ты какая?
⁃ Белая, бабушка, – отвечала Юко.
⁃ Белая… А лет тебе сколько? Священные тексты говорят, тысячелетняя лиса может превратиться в красавицу.
⁃ Она не настолько красива, – смеялся Шин.
Юко краснела. Все чаще разглядывала отражение в кадке с водой. Шин твердил, что обязательно станет воином. Он во всем хотел походить на отца. Спрашивал, чего хочет Юко.
⁃ Вознестись на небо. Мы все хотим этого.
⁃ Разве ты ничего не хочешь лично для себя? Ты, наверняка, как все девчонки, хочешь замуж за доброго мужа.
Она рассказала Шину о той подсмотренной охоте, о сёстрах и матерях, о богине Цукиеми. О том, как она не хочет забирать жизни. Шин слушал, хмурился.
⁃ Судьба предопределила человеку конец его пути. Но какой дорогой к нему идти, решает сам человек. Так мама говорила.
Разум Юко кричал, что она не человек, голос Шина звучал громче. Наступило лето. Шин показал, как делать хлеб с бутонами багряника. Голод требовал иного. Она отрывала кусочки тёплого хлеба пальцами, жевала, слушала песни Шина, плела корзины, ходила на реку, поднимала взор к скале и не чувствовала запаха леса. Она жила. Сезоны сменялись. Плечи Шина становились шире, руки сильнее. Юко превращалась в юную женщину. Они ходили к реке в томящем молчании, соприкасались пальцами, словно бабочки крыльями.
⁃ Бабушка рассказывала, что в воде лисица должна отражаться в истинном обличии, – Шин запускал деревянные кораблики, река уносила их вдаль.
Из воды на Юко смотрели глаза человека, не лисы.
⁃ Я боюсь, Юко. Я не хочу на войну. Я могу не вернуться, как отец.
⁃ Ты вернёшься.
Юко сшила старику одеяло, старухе подарила пять заячьих шкур. Она навещала их, пока Шин сражался за земли своего феодала.
Шин поцеловал её, вернувшись через самый длинный год в жизни Юко. В одежде воина он выглядел великаном. Она прижалась к нему, почувствовав себя тростником в могучих объятиях ветра, и поклялась в любви, поклялась быть его женой, заботиться о стариках. Во что бы то ни стало. Ночи впитывали аромат багряников. Юко засыпала под рукой Шина. Осень иссушала листву. Голод отступил, сменился лёгким шевелением внизу живота. Второй хвост распушился, мягкий, блестящий. Юко ждала Церемония Служения.⠀