Дитя любви

Вскоре Карлотта поняла свою важность. Когда она лежала в колыбельке, перебирая ножками и довольно улыбаясь, она напоминала королеву, принимающую своих придворных, и время от времени милостиво поглядывала на раболепствующую толпу, что с восхищением взирала на нее. Бенджи стал ее преданным рабом, он считал прекрасным — иметь маленькую сестричку и был ужасно рад тому, что его мать снова вернулась домой. Грегори тоже любил Карлотту до безумия, и я иногда думала, что Харриет действительно заставила его считать ребенка своим. Сама же Харриет продолжала играть роль гордой матери, а Салли Нулленс молодела с каждым днем и одновременно становилась все более агрессивной по отношению к нам, заявляя, что она «никому не позволит мешать милой крошке», и отгоняя нас от ее колыбельки. Самое странное, что она будто что-то чувствовала, поэтому никогда не выгоняла из детской меня. Она говорила, что я похожа на картину старинного художника, когда нянчусь с девочкой. По ее словам, мисс Карлотта привязана ко мне всем сердцем. Кроме того, в комнате всегда сидела Эмили Филпотс, постоянно проверяя, чистое ли белье в кроватке.

— Когда-нибудь они разорвут девочку на части, — сказала Кристабель.

Карлотта же принимала все это поклонение как само собой разумеющееся. Лишь отец едва взглянул на нее. Интересно, что бы он сказал, если б узнал, что она его внучка? Только однажды он соизволил отозваться о ней:

— Она будет в точности, как ее мамочка! — сказал он, и это прозвучало совсем не как комплимент, ибо между ним и Харриет были весьма натянутые отношения.

Так наступило лето. Я пыталась снова вести ту же жизнь, что была до «приключения». Кристабель и я вновь приступили к нашим занятиям, но мысли мои всегда были в Эйот Аббасе, с моей крошкой. Кристабель тоже казалась рассеянной, к ней снова вернулся грустный вид, и из ее горьких отзывов я заключила, что она разочаровалась в жизни.

Однажды она сказала:

— Что будет со мной, когда я стану не нужна, чтобы учить тебя?

— Ты можешь оставаться со мной, сколько захочешь, — ответила я.

— И превращусь в очередную Салли Нулленс или Эмили Филпотс?

— Такой ты никогда не станешь: ты и я — подруги!

Она отвернулась, но я успела заметить, что ее губы скривились в жалкой улыбке, которая всегда так расстраивала меня. Несмотря на ее отчужденность, мы все-таки были близки друг другу. И, кроме того, она знала обо мне больше, чем кто-либо в этом доме.

В тот год произошло многое, и моя мать очень беспокоилась. Со времени Папистского заговора, который показал, что конец нашей мирной жизни совсем близок, она не находила себе места. Я догадывалась, что она волновалась за отца.

Он был очень сильным мужчиной и не любил держать свое мнение при себе. Он был воспитан убежденным антикатоликом, а так как престолонаследником являлся Яков, герцог Йорк, который не делал секретов из своих симпатий, мать чувствовала, что может разразиться большое несчастье. Кроме того, отец был большим другом герцога Монмута, а мать всегда говорила, что этот человек был рожден неудачником.

Монмут, сын Карла II и Люси Уолтер, являлся самым колоритным мужчиной королевского двора сразу после отца. Он был красив, чего нельзя было сказать об его отце, и обладал большим шармом, но зато он был лишен изворотливости и хитрости, что были присущи Карлу, хотя был строг, беспощаден и достаточно храбр.

Король нежно любил его, и, пока Карл был жив, Монмуту прощались многие проступки, хотя его окружение изрядно боялось, что в один прекрасный момент он зайдет слишком далеко. И тем летом, казалось, так и случилось.

Было вполне понятно, что мать смотрела на дружбу отца с таким человеком, как Монмут, с волнением. Отец не столько был предан ему самому, сколько тем идеалам, которые тот защищал. Он говорил, что не затем пережил Республику и поддерживал роялистскую партию, чтобы потом власть перешла к какому-то изуверу-католику, который сразу после своего воцарения разожжет по всей Англии костры инквизиции. Когда речь заходила на эту тему, он сразу приходил в ярость, и я заметила, что мать, которая во всех других случаях ввязывалась с ним в словесную битву, теперь стала необычно молчалива. А когда мы впервые услышали о заговоре «Ржаного дома», она чуть не слегла от охвативших ее мрачных предчувствий. Это был глупый заговор, изначально обреченный на неудачу. Цель его заключалась в том, чтобы убить короля и его брата, когда они будут возвращаться с Ньюмаркетских скачек. Дорога пролегала мимо одинокой усадьбы, неподалеку от Ходдесдона, в Хертфордшире. Это поместье было известно по имени «Ржаной дом», и от него заговор и получил свое название. Домом владел некий Румбольд, который являлся одним из главных заговорщиков.