Дитя Ноктурны

Медленно, будто подчиняясь ритму травяного моря, пошла она по полю. Он знал, что шаг скоро станет увереннее, словно зверек, выпущенный на волю, она с недоверием чувствовала почву под ногами, прислушивалась и принюхивалась ко всему вокруг. Но постепенно чувство свободы обновляло ее кровь. Вот-вот шаг ускорится, и, поверив в свои инстинкты, она понесется по полю, легко касаясь ладонями цветов, а когда не хватит дыхания, когда восторг забьется тугим пульсом в груди, она засмеется, упадет в траву и увидит бескрайность, бесконечность пространства над собой. Трава встанет над ней, колокольчики заглянут в лицо, все, что было малым, станет большим. Распустившаяся вконец коса перевьется со стеблями травы. И она будет свободна, по-настоящему свободна. Пока он не придет к ней.

И потому, глядя, как она несется по полю, он кивнул самому себе с усмешкой, повернулся и пошел прочь. Зверей, отпущенных на свободу, нужно оставлять на просторе, чтобы сердце радостно стучало в груди, чтобы глаза горели, чтобы чувствовали шкурой окружающий мир. Нужно отпускать. Нужно уметь вовремя исчезнуть из их жизни. И вовремя в нее вернуться.

Ролан ждал его у ворот.

— Чего тебе? — глухо спросил граф Виттури.

— Я пришел просить, повелитель.

— Знаю. Но ответ — нет.

— Она — смысл моего существования. Единственный свет, а ты хочешь забрать ее. — Ролан стоял, сгорбившись и низко наклонив голову.

— Она может спасти мир.

— Весь мир не стоит того, чтобы потерять ее, повелитель.

Боль в груди на мгновение ослепила графа. Ролан понимал то, чего демон не смог понять вовремя. Как он желал поначалу поскорее избавиться от Насти… Потом хотел противоположного: чтобы ее предназначение, которое он видел ясно написанным на ее челе, оказалось ложным. Потом снова желал убить ее. И вот снова только мысль о том, что он ведет ее как доверчивого ягненка на заклание, вызывала в нем боль и ярость.

— Я уже не решаю ничего, Ролан. Наташа умрет вместе с этим миром, если не постарается вмешаться. Пойми, речь идет о конце всего. Это не борьба за власть. Это борьба за жизнь. Это ты можешь понять?

— Да.

Ролан отступил. Потом помедлил и бросил в спину графу:

— Думаешь, она вспомнит ее, повелитель? Видел ли ты Ноктурну такой, какой видел я? Терзающей своего ребенка ради жажды мощи?

— Я видел ее. Может, она не узнает дочь, может, мы зря втянули в это Наташу. Но скажи мне, Ролан, разве ты не цеплялся бы на моем месте за любую соломинку? Речь идет о гибели всего этого. — Граф развел руками. — Это наш дом. Это все, что у нас есть. Другого не дано. Я использую любой шанс. Так же, как и ты. Другого выхода нет. Мне жаль.

— Вам не жаль. — Ролан с усилием поднял взгляд на графа. — Я всего лишь темная тварь, но я слышал о вас достаточно.

Граф Виттури долго смотрел на него, и золотые искры вспыхивали в его карих глазах.

— Вы отвергли всех, ангелов и демонов. Живете в одиночку, в одиночку вершите один вам известный суд. Вас ненавидят все. И вы ненавидите всех.

— Здесь мой Рай, здесь мой Ад. Здесь я хозяин. Мне плевать на остальных. И ты не представляешь себе, чем я готов пожертвовать ради мира.

И граф отвернулся от него и ушел.

Ролан сжал кулаки. Нет, он что-нибудь придумает. Он спасет Наташу.

С поля Настя возвращалась полной сил и с какой-то золотой, распирающей ее энергией, которая, казалось, морем была разлита над летними травами. Папа римский важно вышагивал рядом, проклиная высокую траву за то, что его сутана и ноги путались в ней.

Ощущать землю под ногами было очень приятно, она словно обнимала ее ступнями, обкатывала кроссовками. Но в коленях появилась слабость, когда она увидела Азазелло, на этот раз уже не страшно одутловатого, а с посеребренной кожей, на фоне которой ярко горели его красные глаза с черными зрачками, и выделялся один клык в легкой ухмылке.

Почему она все время теряется перед ним, как школьница, не выучившая уроки? За рукоять меча схватилась решительно, а достать его и врезать ему — не хочется.

— Зачем пришел? — пошла она в атаку, пока папа римский тщетно пытался отпугнуть демона молитвой.

— К тебе пришел. В гости.

Обалдеть. Настя приподняла брови в изумлении. Но вместо ответа Азазелло взглядом указал ей на свои ноги. Он стоял в длинном плаще, закрывавшем всю его фигуру. Он приподнял полы до колена. Настя вскрикнула и отступила назад: вместо ног у демона были козлиные, покрытые свалявшейся шерстью ноги с раздваивающимися копытцами.

— Ты поняла?

— Не совсем, — неуверенно протянула Настя, не сводя глаз с копыт Азазелло.

Демон в нетерпении закатил красные глаза.

— Твоя волчица меня не хочет растерзать?

— Нет.

— Я тебе траву райскую давал?

— Да.

— Ну?

— Что ну? Антилопа гну! — Настя вдруг разозлилась. — Вы вообще все сговорились, что ли? Один недоговаривает, другой нападает, третий ноги небритые показывает. Ясно выражаться вас не учили?

— Дева, осторожнее! Это порождение геенны огненной опасно! — предупредил призрак Борджиа, но Настю уже несло.

— Все мне что-то про смерть говорите, про гибель, пытаетесь боль причинить и напугать. — Слезы подкатили к горлу, голос дрожал.