Дитя общины

— Что верно, то верно, — сказала госпожа Мара, — и все-таки я не возьму в толк, на что вам ребенок.

— Не понимаете? — удивилась практикантша. — Если бы министр был молодой, я бы пошла к нему одна. И не пришлось бы мне плакать, стоило б улыбнуться, как мой растяпа получил бы место. А нынешний министр — старик. Говорят, у него были дети, да он всех потерял. Вот я и пойду к нему с ребеночком на руках, заплачу, он разжалобится, и мой растяпа получит место.

— Все может быть, — согласилась госпожа Мара. — Только как же я вам дам ребенка, если я вас не знаю?

— Господи! — изумилась практикантша. — Может, вы боитесь, что я вам его не верну? Если бы я брала у вас напрокат одежду, или серебряные ложки, или зонтик, тогда другое дело. Да если бы я хотела детей, я бы своих имела, каких хотите, а не брала бы чужих.

— Это понятно, но…

Госпожа Мара с сомнением покачала головой.

— В конце концов, если вы боитесь, я вам дам расписку. Скажу своему растяпе, и он напишет мне расписку по всей форме.

— Хорошо, я согласна, но… Сколько вы думаете мне заплатить?

— Пять динаров.

— Что вы! — воскликнула госпожа Мара. — Ребенок вашему мужу достанет место, а вы ему за это — всего пять динаров…

Поладили на десяти динарах, но с условием, что практикантша заплатит их вперед, когда придет за ребенком и принесет расписку.

РАСПИСКА

На одного ребенка мужского пола, взятого напрокат у госпожи Мары Здравкович, проживающей в Белграде, с обязательством вернуть в исправном состоянии.

Действия своей жены одобряю,

Иеремия Терзич,

быв. практикант.

Все было в порядке, и Сима отправился на аудиенцию к министру, где имел такой успех, что растяпа получил место.

Так постепенно росла Симина слава. Сперва он работал по соседству, потом все дальше и дальше от дома, пока однажды к госпоже Маре не пришел человек странного вида. Грязный и небритый, в бархатном пиджаке и с удивительно живыми глазами. Он объяснил госпоже Маре, что он фокусник, умеет глотать огонь, превращать вино в воду и воду в вино и совершать другие чудеса. В ответ на недоверчивый взгляд госпожи Мары он достал из кармана серебряную двудинаровую монету, положил ее Маре на ладонь, сказал какое-то слово, и монета вдруг исчезла.

Ловкость незнакомца поразила госпожу Мару, и никакого документа, удостоверяющего его личность, не потребовалось. Снискав ее доверие, он представился и объяснил, за чем пришел.

— Я Илья Божич, первый сербский чародей. Глотаю огонь, превращаю вино в воду, лаю, как собака, мяукаю, как кошка, — перечислял он чудеса, на которые был способен, а закончив перечисление, сказал, что завтра Марков день, и у церкви святого Марка будет большой праздник, что он соорудил специальный шатер для представления и что ему нужен младенец для совершенно нового номера программы.

— А что вы станете с ним делать? — спросила любопытная и вместе с тем перепуганная госпожа Мара, боявшаяся, как бы фокусник не превратил Симу в козленка или во что-нибудь другое.

— С ребенком ничего не случится. У меня новый сенсационный номер. Я высижу из яйца младенца. Вы будете получать десять динаров в день, и, кроме того, я дам вам один бесплатный билет.

— Ладно, но вы мне напишите на ребенка расписку, — сказала госпожа Мара, которая уже привыкла к новому порядку и не давала ребенка без расписки. Фокусник согласился, и сделка состоялась.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. Марков день

Марков день — большой белградский праздник. В этот день господний храм святого Марка в компании с содержателями панорам и балаганов, торговцами слоеными пирогами и бузой, карманниками и музыкантами поднимает такой шум и гам на Ташмайдане, что просто любо-дорого посмотреть и послушать. Другие церкви белградские празднуют свои храмовые праздники куда скромнее и тише. Находясь при кладбище, обители вечного покоя и тишины, храм считает, наверно, что по этой самой причине надо хотя бы раз в год дать повеселиться и покойникам, и устраивает такое гулянье на кладбище, что мертвецы если и не встают из гробов и не участвуют в хороводах, то переворачиваются в гробах во всяком случае, а для церкви и это большой успех.

Церковный праздник открывается красиво и торжественно. На заре из-за королевского дворца раздается артиллерийский салют такой силы, что кажется, будто, по крайней мере, десять австрийских мониторов бомбардируют город. Столичные жители вскакивают с постелей, вылетают, забыв одеться, на улицу и испуганно спрашивают друг друга, не ворвались ли неприятельские войска, не взорвался ли пороховой завод на Топчидерском холме, не родилось ли в королевском дворце вместо одного престолонаследника сразу два.