Дитя Одина

— Мы знаем, чем она владеет, но она всего лишь его приемная мать. И потом, ее там не было. Я думаю, мальчик сам видел однонога. Говорят, что женщина Лейва, та, что с Оркнейских островов, знала ведовство. Скорее, мальчишка унаследовал способности от нее. — Он слегка потряс меня, словно проверяя, не загремят ли эти таинственные «способности» у меня внутри.

— Не тряси его, только зря напугаешь. Пусть сам скажет. Тюркир медленно ослабил хватку, но не отпустил меня.

— Ты разговаривал с Гудрид об одноноге? — спросил он. Я был сбит с толку. Я не знал никакого однонога.

— Тварь, которая прыгает вдоль берега на одной ноге.

Тут я сообразил, о чем меня расспрашивают, но совершенно не понимал, почему Тюркир и Торвалль интересуются моим детским кривлянием. Я же не сделал ничего дурного.

— Что еще ты видишь? У тебя бывают странные сны? — Тюркир задавал эти вопросы все настойчивей, и его германский акцент становился все явственнее.

Я не знал, что ответить. Конечно, у меня бывают сны, думал я про себя, но ведь они у всех бывают. Иногда мне снятся кошмары, будто я тону, или меня преследуют чудовища, или комната сжимается вокруг меня, — обычные ужасы. На самом деле я стыдился этих страхов и никогда о них не рассказывал. Откуда у меня взялось представление об одноноге, я понятия не имел. Он мне не снился. Он просто появился у меня в голове, когда я играл с ребятами, и я его изобразил. Но я был еще слишком напуган и молчал.

— Еще что-нибудь необычное приходит тебе в голову, какие-нибудь странные картины? — Тюркир переиначил вопрос, пытаясь меня успокоить.

В голове у меня было пусто. Ради собственного спасения мне отчаянно хотелось ответить, но я не мог припомнить ни единого необычного сна. Однако до меня начало доходить, что мне не нужно бояться этих двух грозных людей. Детским острым чутьем я уловил, что они почему-то нуждаются во мне, в их обращении со мной чудилось скрытое уважение и что-то еще — почти благоговение. Стиснутый грубой хваткий Тюркира, глядя на изуродованное шрамом лицо Торвалля, я осознал, что эти двое ждут от меня чего-то такого, на чтосами не способны, и это почему-то связано с тем, что и какя вижу.

— Яне могу вспомнить ни единого сна, — пробормотал я.

У меня хватило ума посмотреть прямо на Торвалля. Нарочито спокойный взгляд весьма полезен, когда пытаешься убедить собеседника, что говоришь правду, даже если это не так.

Торвалль проворчал:

— Говорил ли ты об одноноге со своей приемной матерью? Или о своих снах?

Я снова помотал головой, все еще не понимая, отчего их так интересует Гудрид.

— Ты знаешь, что это такое? — Тюркир неожиданно поднял свободную руку и показал мне, что лежит у него на ладони.

Это был маленький металлический амулет, квадратный, в виде буквы Т. А еще я заметил, как глубоко въелась грязь и сажа в морщины и линии на его ладони.

— Мьелльнир, молот Тора, — рискнул ответить я.

— Ты знаешь, для чего он Тору?

— Вроде знаю, — пробормотал я.

— Своим молотом он дробит головы тем, кто ему не покорен, и убивает врагов. Испробуешь его на себе, коль проболтаешься кому-нибудь о нашем разговоре.

— Отпусти мальчика, — сказал Торвалль, а потом, взглянув на меня, спросил как бы невзначай: — Не хочешь ли узнать побольше о Торе и других богах? Тебе это интересно?

Предложение показалось мне очень заманчивым. Я уже справился со своим страхом и мотнул головой в знак согласия.

— Ладно, — кивнул Тюркир, — мы с Торваллем на досуге будем учить тебя. Но об этом ты должен помалкивать. А еще ты будешь нам рассказывать все, что тебе снится. Теперь ступай своей дорогой.

Ныне, оглядываясь на тот давний случай, когда двое взрослых мужчин затащили испуганного мальчишку в коровник и учинили ему допрос, я знаю, чего Тюркир и Торвалль пытались от меня добиться и почему так странно вели себя. Опасаясь, что знание исконной веры утрачивается, они решили действовать, когда обнаружили во мне способности к ведовству. Не исключено, что дошли до них рассказы о христианских миссионерах, которые собирают молодежь и женщин и проповедуют им. Не исключено, что Торвалль с Тюркиром решили поступить так же, но тайно и с отбором, когда нашли ребенка, по видимости, имеющего особый талант, а стало быть, одаренного от богов ведовскими способностями, — решили передать ему древнюю мудрость, дабы знания и опыт исконной веры не прервались. Коль скоро таковыми были их намерения, то по крайней мере отчасти моя жизнь оправдала их ожидания. Хотя видели бы они меня здесь, в христианском монастыре, где я скрываюсь, притворяясь правоверным, то преисполнились бы ко мне презрения.