Я заглянула ему в глаза, но ничего особенного не происходило.
– Кален? – рыжеволосая зеленоглазка окликнула мужчину.
– Я не понимаю, Энель. Как тебя зовут? – воин обратился ко мне.
– Я… не помню… – уже знакомая фраза прозвучала увереннее.
– Ничего не понимаю, – Видящий был в полном недоумении и перевёл взгляд на Энель.
– Тебя чувствую, каждую жилку, каждую мысль, – не обратил внимания на смущение подруги Кален. – А её… Я не могу вам помочь, дамы, я ничего не вижу, вообще ничего. Никогда такого не было. Правда тоже даёт свой отзвук, а тут вообще ничего – пустота, словно она и не думает ничего, словно её нет вовсе.
– Как нам называть тебя? – снова спросил Кален спокойным тоном, хотя я чувствовала, что он в замешательстве.
– Не знаю… ничего… не помню…
– Что ты делала на месте, где собирался Совет и что это у тебя на груди? – продолжала допрос воительница.
Я начала говорить медленно, стараясь подбирать слова:
– Я ничего не помню. Моё первое воспоминание связано с вами, когда вы меня из ведра полили, а до этого момента я не помню вообще ничего. Ничегошеньки. Да я даже не могу вспомнить значения многих слов, а вы от меня связных ответов ждёте.
– Ничего, говоришь… – Кара схватила меня-несчастную за оковы и потянула к окну. – И этого ты тоже не помнишь?
Она указала куда-то вдаль, на скалы, от одной из которых словно кусок отрезало и края его светились золотым маревом. Я испугалась (нет, не правильное слово, скорее я была в ужасе):
– Что это?
– Это – дверь. Дверь между мирами, в которую рвутся страшные твари, демоны, духи и прочая нечисть. Там погибли наши друзья. Много уважаемых, достойных людей. Мы не знаем, как это случилось, а ты там была, ты единственная, кто выжил, после того, как это случилось! Но ты не отвечаешь!
– Единственная? – я прищурилась, мучительно вытаскивая воспоминания из своей памяти. – Нет, я была не одна. Со мной был кто-то, но я не помню кто. И это было не там. Я помню пещеру, камень. Кто-то втолкнул меня в похожий проём. А потом я бежала. Долго. Было очень страшно, за мной гнались и не хотели отпускать. Но это было не в горах… Не в этих горах. Там не было снега, не было людей – никого не было.
Острая боль пронзила хрупкое тело, и держаться на ногах оказалось проблематично.
– Что бы там у вас ни случилось, я тут ни при чём, – сказала я, стараясь догнать разлетающиеся мысли. – Там был другой, ему было очень больно, так же, как и мне. Но я не помню его, только его боль. Там были тени, они говорили о жертве, потом боль, темно и что-то горит. Это всё. Я даже себя не помню.
Меня дёрнули за наручники, вырывая из пучины боли, но это совсем другая боль, физическая, а та только в голове…