Дитя смерти (СИ)

Сказать что-либо вразумительное он не успел, потому что был испепелен чарами шаманки. Точно также Алти могла бы уничтожить и Птолемея, но он, как и Помпей Магнус, был нужен ей для триумфа в Риме. Вдова Цезаря велела своим легионерам схватить царственного мальчишку. Птолемей стал брыкаться и царапаться, словно звереныш, но ему это не помогло. Он был брошен в темницу.

«Теперь Египет будет обращен в провинцию великого Рима, но перед этим нужно найти Клеопатру — сестрицу, противницу и бывшую жену царька в одном лице… — думала императрица. — Но это все завтра, а пока что нам с… Юлией нужно отдохнуть.»

Алти положила руку на свое чрево, и улыбка ее из дьявольской превратилась в ласковую, материнскую улыбку, которую вряд ли можно было бы представить на лице чернокнижницы.

…Алти пребывала в хорошем настроении. Ей удалось одним махом уничтожить этого мальчишку Птолемея и реального правителя Потина. День проходил, как нельзя лучше. Но оставалась лишь одна маленькая проблема в лице царицы Клеопатры. Где ее можно найти Алти пока не знала, но собиралась дать поручение своим лучшим разведчикам.

А тем временем, она собралась навестить в тюрьме Помпея. Того взяли под стражу вероломные египтяне, которые так глупо и очень кстати отказались платить долг Риму.

Неожиданно для себя Алти отметила, что Цезарь бы гордился тем, как быстро она умеет делать выводы и принимать судьбоносные решения. Эта мысль почему-то обрадовала ее, и она погладила живот, в котором носила его ребенка.

«Пришел, увидел, победил», — вспомнила эта черная вдова ставшую крылатой фразу убитого ею мужа.

Меж тем, центурион привел ее к помещению, в котором содержали Помпея. Гней сидел, уронив золотистую голову на грудь, и вспоминая все, что было хорошего и дурного в его жизни… жизни, которой ему вскоре предстояло лишиться. Он думал об отце, Помпее Страбоне, корыстном полководце, которого, должно быть, сам Юпитер покарал ударом молнии, о своей бедной матери и обо всех, кого любил. Дольше всех перед мысленным взором Помпея задержалась Юлия, дочь Цезаря, которую тот выдал за него из политической выгоды, но девушка — прекрасная телом и душой — полюбила его всем сердцем и сделала счастливым. Увы, безжалостные боги рано забрали ее у него. Умерли и она, и ребенок, которого она собиралась подарить ему. Сколько было вынесено душевных страданий, сколько сделано ошибок! Он растратил свою жизнь на погоню за славой и властью и добивался их с юных лет, но стоило ли оно того?

— Здравствуй, Помпей. Убийца отца моей будущей дочери, — Алти злорадно улыбнулась, и выражение ее глаз не сулило Помпею ничего хорошего. — Решил найти пристанище у египтян? Разве ты забыл, что нельзя доверять трусам? Неужели ты думал, что сможешь укрыться от моего гнева? Ты, убийца любимого народом Рима Цезаря, любви всей моей жизни! — произнеся это, она дико расхохоталась, смотря на него с выражением полнейшего торжества. Она была довольна арестом фараона и казнью царедворца, поэтому решила притворно поиграть с Помпеем, как кошка с мышью. — Я вижу, ты загрустил, отчего же не грустить такому предателю, как ты, ведь этим ты навлек на свой дом позор и гнев богов на свою семью. Недаром твоего отца убила молния. Сын пошел по стопам отца и стал клятвопреступником и изменником.

Помпей наконец поднял голову и хмуро взглянул на нее.

— Пришла поиздеваться? — тихо спросил он.

— Нет, всего лишь посмотреть на тебя. Но, к твоему удивлению, я решила сохранить тебе жизнь. Без своего имущества и политических связей ты не так опасен, как может показаться.

Алти была настроена немного более позитивно, чем обычно. Должно быть, это будущее материнство так на нее влияло.

— Иногда сохранение жизни может оказаться куда большей карой, чем казнь. Должно быть, ты хочешь искалечить меня? Сломать мне ноги, а потом сделать своим рабом? — Помпей не был склонен верить словам этой жестокой женщины. — Только не надо говорить мне пышные фразы о твоей вечной любви к Цезарю. Не нужно этого делать. Я все знаю… я знаю, что это ты убила его.

— Нет, в его смерти виновна молодая царица Египта Клеопатра, по поручению которой ты и совершил убийство моего супруга. По крайней мере, это то, что будет знать народ Рима. А о твоих домыслах римлянам будет неизвестно, в конце концов их мало волнуют твои лживые истории. Это такой пустяк по сравнению с присоединением Египта к моей империи. Рим не нуждается в тебе, Помпей, а Рим — это я.

— Ты заговорила прямо, как Цезарь, — с сарказмом произнес Гней. — Все же вы чем-то похожи с ним.